Альентес выглядел потрясающе. Капельки пота, выступившие на его коже, блестели в лучах солнца. Стекая по линии шеи, они смачивали ворот сутаны, и манили мой взгляд в тайное путешествие по изгибам тела моего возлюбленного. Я жадно сглатывал слюну, все сильнее пьянея от взглядов на Альентеса. Он же, ничего не замечая, кинул лом на траву и любовался солнцем, прищурив глаза.
Я подошел к нему вплотную и, стянув черную повязку, отрывисто поцеловал рубец на его веке.
— Диего, мы на улице, — Аль по обыкновению отстранился.
— И что? Братья уже успели привыкнуть.
— Угу, а если дети увидят?
— Все равно. Они побоятся подходить близко, я же здесь.
— Ты их совсем зашугал. Они тебя бояться и не любят, всегда на них кричишь и гоняешь. Не думал, что ты окажешься тираном.
— И ладно. Пускай я буду плохим и злым, лишь бы не смели над тобой смеяться.
— Оставь их. Детству свойственна бездумная беззаботность. Пускай смеются, пока могут.
— Ага, разбежались! Знаешь, как мне было неприятно, когда они окрестили тебя Железным Дровосеком?! Ели б я им тогда не устроил взбучку, так бы продолжали тебя дразнить.
— Я не переживал по этому поводу. Я тебе и тогда говорил и сейчас, дети на то и дети, чтобы безобразничать и хулиганить. Я на безобидные клички не обижаюсь.
— Зато благодаря мне они тебя зауважали и прозвали Рыцарем.
— Как же! Они меня так прозвали, потому что я за них всегда вступался. А тебя, если помнишь, ребятня окрестила Надзирателем.
— Пускай! Я готов стать самым плохим, лишь бы тебя не трогали.
— Диего, ты смешной.
— Нет, я просто люблю тебя.
— Перестань…
— Нет, в вашем прошении отказано.
Я резко развернул Альентеса спиной и нырнул ему под сутану.
— Прекрати! — шепнул он, краснея и прикрывая рот рукой, — Не надо там…
— Я уже пять лет тебя здесь облизываю, а ты все стесняешься, — отозвался я из-под подола.
— Диего… Увидят же!
— Ничего… Не увидят… Меня не узреть, я скрыт и замаскирован…
— Диего… — прошептал Аль.
Мои пальцы ласкали его изрезанное тело, а губы погружались глубже в развратные поцелуи.
Я плюхнулся на землю, задирая свою сутану, и посадил на себя Альентеса, медленно входя в его тело. Он изогнулся, упираясь обеими руками на мои плечи. Железная ладонь обожгла кожу холодом. Мы двигались, убыстряясь с каждым толчком. Аль закинул голову назад, распахнутые губы выпускали из груди тихие стоны.
Я опустил его лицо за подбородок и, глядя в глаза, попросил:
— Любимый, чувствуй меня, умоляю.
— Диего… — Альентес опустил голову и наши лбы соприкоснулись.
— Аль, чувствуй… — я медленно раскачивал его на себе.