Тем временем все мы разместились вокруг разостланной Клерсиной на траве белой скатерти и без дальнейших рассуждений принялись уничтожать имевшиеся у нас запасы. Розетта пожелала занять место подле отца и с особой заботливостью приготовляла для него все куски, которые он затем с трудом подносил левой рукой ко рту, так как правая у него совершенно бездействовала. Удовольствие воспользоваться заботливым уходом своей милой дочери окончательно привело больного в веселое и радостное настроение. Он вдруг крикнул одного из своих слуг, расположившихся поодаль у ручья. Никто из нас не заметил раньше этого человека, который, вероятно, скромно затерялся в толпе негров, державших лошадей и мулов, или же, по привычке старого солдата, бродил вокруг нашего лагеря на разведке. Это был маленький, сутуловатый, коренастый человек, старавшийся держаться чрезвычайно прямо, с известной военной выправкой, так что ни один дюйм его маленького роста не пропадал даром. Все лицо его было исполосовано шрамами и рубцами; одного глаза не было вовсе, и даже нос, по-видимому, жестоко пострадал, так как превратился в подобие какого-то бесформенного гриба.
– Эй, Белюш! – крикнул Жан Корбиак, – что ты скажешь про свою заместительницу? Как полагаешь, сумеет ли она накормить меня?
При этих словах командира отец мой быстро обернулся.
– Белюш! – воскликнул он, вскакивая со своего места. – Возможно ли? Тебя ли я вижу?.. Как я рад! А ведь я думал, что ты давно уже мертв!
– Как видите, не совсем еще похоронен! – отшутился Белюш, подходя к отцу, крепко пожавшему ему руку. – Правда, я уже пятнадцать лет слыву умершим, но от этого не чувствую себя хуже, даже напротив, здоров, как никогда! А вместе с тем, при случае, это бывает мне очень на руку, и я всегда легко могу укрыться.
– Почему же ты не показался мне сразу и не пришел поздороваться со мной? – спросил отец.
– Ба-а! Да ведь на все есть свое время! – отвечал этот странный человек, упершись взглядом в землю и таким тоном, который свидетельствовал или о самой крайней застенчивости, или же о полнейшем презрении и равнодушии ко всем пустым церемониям.
– Да, Белюш не наделает много шума, это давно известно! – сказал Жан Корбиак, любовно глядя на своего слугу. – Я часто думаю: что если бы все люди здесь, на земле, так же мало говорили и думали о себе, и так же много делали, как он, то свет от этого только выиграл бы!.. Да, друзья мои, этот славный парень представляет собой воплощенную скромность, преданность, ум и беззаветную смелость, а вместе с тем никто ничего не слышит и не знает о нем, кроме нас, которые видят все это своими глазами и умеют ценить его по его заслугам! – продолжал командир, обращаясь главным образом к нам, к молодому поколению, незнакомому еще с личностью Белюша. – Да полно, не красней же так, Белюш! Ведь тебе, право, давно не пятнадцать лет, а молодой девицей ты никогда не был!.. Налей-ка ты себе стаканчик доброго вина да чокнись лучше с капитаном Жордасом, а затем закуси ломтиком этой ветчины!