Нестриженая голова рухнула.
— Кто это снимал, скажите на милость? — Режиссёрище честно ответило. — Фильм из XXII века?!
Всё стало ясно, словно осветили прожектором. Мы знаем, что жители известного нам будущего плохо представляли себе начало нашего века. Как будто всего того мало, они взялись за исторический фильм. Результат немного предсказуем.
Шкала времени двинулась дальше, неприглядное настоящее (представляющее собой точку) стало прошлым. Очевидно, что XXII век, наоборот, стал ближе, но мы до него не доживём. Зритель поднял руки над головой, высоко потянулся.
— Всё, иду читать документ от прадеда. Надеюсь, его содержимое, содержание, лучше.
Двадцать шестой год выдал Тимофею Ивановичу Сергеевскому ту же похожую на однообразные сельские дороги жизнь, что и в минувшие после революции девять лет. Некогда учитель истории в одной из московских гимназий, а с восьмого года приват-доцент и кадет, он не возлагал особых надежд на новую власть. Н. Э. П. виделся хитростью и жульничеством, упадок нравов заставлял морщить нос. Вдовый бывший преподаватель, которому исполнилось уже 53 года, в очередной раз воскресил в памяти юное и прекрасное лицо Сонечки, будучи не в силах забыть непутёвую молодицу.
В дверь доходного дома на Малой Бронной постучали. Сердце Тимофея Ивановича ёкнуло, когда на пороге возник сотрудник ГПУ Антон Лозин. Их пути изредка пересекались, но мученик новой жизни никаким образом не ожидал человека Дзержинского в родном шалаше.
— Настоятельно прошу меня не пугаться, Тимофей Иванович. Лично я никогда вам не вредил, ни с вашей точки зрения, ни с моей.
Большевик сел на потрескавшийся стул. В жилище мученика будто повеяло холодом. Теплее же стало, когда Сергеевский понял, что суровый гость хочет вместе с ним излить душу.
Маузера у него с собой не было, будто Лозин обещал тёплые и сердечные отношения.
— Вашу манию и болезненную любовь мне не понять. Почему вы тоскуете по Софье? Она с чужими мужчинами зналась, сестринская работа ей надоела, а те, кого я расспрашивал, называли вашу Софью шалавой и кое-каким словом… Те, кому Маяковский хотел подавать ананасную воду. Вашу жену, даром что её отец — приват-доцент, назвали именно так, не вру. Откуда бы они знали, что большевики объявят свободную любовь.
Непутёвая жена Тимофея Ивановича до половых сношений не опускалась, но его удивило другое обстоятельство.
— Зачем вы расспрашивали, позвольте спросить? Всё понимаю, Сонечку убили ваши люди.
— Мои люди? Да что вы! Её прикончили красноармейцы, а не чекисты. Ни ВЧК, ни ГПУ за армию не в ответе.