— А чего это ты его невзлюбил? — спросил я, пока мы искали нужный кабинет.
— Потому что он позорище не только своей семьи, но и всего сословия. Хорошо хоть, титул ему не достанется. А то как представлю, что однажды пришлось бы ему кланяться или воздавать какие-нибудь почести, так все нутро воротит.
— И только? — допытывался я.
Нет, в этой ненависти было кое-что еще…
— До десятого года мы учились в одной гимназии, — признался Коля. — В соседних классах. Он задирал Полю и Борю, я пытался заступиться, но… Ты же сам видишь, я хиляк, а пользоваться Благодатью в общеобразовательных учреждениях запрещено. Пытался пару раз кулаками помахать, но ничем хорошим это для меня не кончилось. Потом мы разошлись на два года на домашнее обучение, и все почти забылось. А сейчас вот опять переживаю…
— У этого Денисова друзья-то хоть есть?
— Не друзья. Дружки, — зло выплюнул Коля. — Вот увидишь, он быстро сколотит свою шайку и начнет терроризировать остальных. Всегда найдутся желающие использовать его деньги, статус и безнаказанность.
— Знаешь, — тихо сказал я, — мне знаком такой тип людей. Такие понимают только силу. Пока не прижмешь так, что едва не раздавишь, не угомонится.
— Это Аудиториум, Миш, — шикнул на меня лекарь. — Здесь строгие правила. Я просто боюсь, что он найдет способ их обойти.
Но я был непреклонен.
— Если он не намерен их соблюдать, с чего мы станем терпеть его выходки? Полезет — пожалеет.
Сперанский лишь неодобрительно покачал головой.
— Порой я тебе удивляюсь, Михаил. Вроде из приличной семьи, а иногда говоришь такие странные вещи, словно вырос где-нибудь на Лиговке. В мире, где в наших руках сосредоточено столько силы, нельзя переходить черту. Таким, как мы, особенно важно соблюдать этикет и формальности. Потому что если мы начнем срываться с цепи, все превратится в хаос.
Забавно, что почти такими же словами в свое время Корф объяснял мне важность соблюдения законов. Только у Сперанского мотив был иной.
— Вот за это ты мне и нравишься, Коль, — улыбнулся я. — Ты гуманист. Да вот только мы живем ни разу не в гуманном мире.
Сперанский не стал спорить. Вместо этого он осторожно постучал в кабинет с медной табличкой 103.
— Входите! — глухо донеслось из-за двери.
Мы завалились внутрь прямо с сумками.
Дама дважды бальзаковского возраста опустила на нос очки-дольки и взглянула на часы.
— Первокурсники, так? — мы синхронно кивнули. — Что-то рановато вы явились. В приглашении же сказано, что прибыть надлежит в полдень. А сейчас половина одиннадцатого.
Коля взял инициативу в свои руки.