В общаге, правда, его койка уже оказалась занятой, но не беда – выделили в другой комнате, правда, с незнакомыми мужиками. Пришел на другой день на завод – встретили его товарищи шофера на всякий случай довольно прохладно, но он понимал их боязнь и особо не обижался. Полуторку дали, но уже не свою, а другую, постарше и порасхлябанней. Услышал устаревшие заводские новости. Оказалось, арестовали в один с ним день и его начальника Палыча. И тоже вчера выпустили с указанием отделу кадров восстановить в прежней должности. Во, дела какие непонятные творятся. Очень надеялся, теперь и Сашка объявится – вечером съездил к ним с Клавкой домой. Слегка опавшая от переживаний лицом и телом расстроенная Клавка, к сожалению, была одна. Ее, оказалось, тоже забирали куда следует и тоже вчера отпустили. А про Сашку – до сих пор никаких известий.
Только Колька начал ездить на новом-старом драндулете – повестка из военкомата. Прямо на завод принесли. Оказывается, пока он в НКВД на допросах прохлаждался, в стране начались какие-то Большие учебные сборы. Армейские. А еще раньше, еще в конце августа, Верховный Совет СССР приняли закон о всеобщей воинской обязанности. Во как. Даже в общагу после работы вернуться не дали – вместе с несколькими десятками молодых заводских работяг строем повели в районный военкомат. Вечером на поезд и – здравствуй Рабочее Крестьянская Красная Армия, которая «…от тайги до британских морей… всех сильней».
Хорошо хоть призвали его по специальности – не в пехоту. Как-никак, баранку крутить – тоже уметь надо. Что в Харькове на полуторке ездил, то и в армии за ее же привычный руль уселся. Переодели в новенькую, первого срока, защитную форму (ботинки, правда, были изрядно стоптаны кем-то еще до него), несколько дней отвели воинской учебе, приняли присягу на верность Родине и записали за ним старенький, с потертым ложем и воронением, карабин. На стрельбище водили всего один раз и выдали для обучения такому воинскому искусству всего четыре патрона (первый пробный – три в зачет). Отстрелялся он хорошо, командир даже похвалил. Зря, что ли Колька в свободное от работы время стрельбой в тире Осоавиахима частенько занимался (не совсем, правда, добровольно)? Пока другие вчерашние колхозники и работяги, призванные на сборы, изучали уставы, тактику, оружие и занимались самым важным в армии делом – строевой подготовкой, Кольке и другим шоферам пришлось крутить баранку. Кому-то ведь нужно было все привозить-развозить? Само не прилетит. Почему-то.
Вот так ехал он как-то со склада с полным кузовом обмундирования и прочего необходимого снаряжения, солнышко светит, птички сквозь опущенные стекла поют, свежий воздух, хотя и пыльный на грунтовой дороге. Красотища… Здорово оказывается на этих учебных сборах. Навроде загородного отдыха. Настроение замечательное (особенно после тюремной камеры). Глядь, а прямо на дороге зеленый под слоем пыли броневик памятником рукотворным застыл и красноармейцы в темно-синих испачканных комбинезонах и черных танковых шлемах на нем и вокруг. По дороге не проехать. Колька с перегазовкой перешел на первую скорость и осторожно съехал на обочину. И чего они стали, путь добрым людям перегораживая? Может, у них маневры такие? Когда мимо проезжал – глянул. Не, не маневры. Сломались родимые. Водитель верхнюю крышку и обе боковые железные створки капота приподнял и копается в середке. Второй, немного постарше, безусый (похоже, командир), из башни, как палец из кукиша, вверх сердито торчит. Третий, с круглым серьезным лицом, прямо на крыше перед башней уселся – смолит папироску. Четвертый, курносый улыбчивый блондин, ребристый шлем снял, верх комбинезона откинул, гимнастерку с майкой стащил и в траве придорожной уселся – загорает.