Старшина остановил свою группу. Обойти минометчиков, конечно, можно. Они с головой погрузились в свою работу и, скорее всего, с разговорами приставать и не станут. Но стреляют-то они куда? По тем остаткам бригады, что с утра, закрепились и стойко держат оборону? Куда они, с божьей и румынской помощью и везением спасшиеся из-под расстрела и вырвавшиеся на свободу, и сами путь держат? Так эта немчура будет по ним же минами шмалять? Да еще и прорываться явно помешает. Не-е-ет, такую позицию целой оставлять никак нельзя. Придется атаковать, тем более что и внимания на них никто не обращает…
Старшина тихонько передал по цепочке распоряжения. Пленного немца он поручил самому в бою бесполезному солдатику, Ефимову, приказав, если что, убить того без промедления. Ефимов отвел Шмидта за кусты и уложил на землю лицом вниз, настороженно став над ним с карабином. Остальные бойцы рассыпались в стороны и приготовили оружие. По сигналу старшины в немцев почти одновременно полетели их же гранаты, крутясь в воздухе деревянными ручками и выписывая белесым дымком горящих пороховых замедлителей замысловатые змейки. Гранаты еще не упали, как залегший за деревом Майсурадзе открыл огонь из поставленного на сошки трофейного пулемета, молниеносно пережевавшего слева направо металлическую ленту. Бросив по гранате, бывшие пленные вразнобой пальнули из карабинов, коротко застучал единственный автомат.
Сгрудившиеся вокруг минометов расчеты начали валиться на землю от прилетевшей с тыла пулеметной очереди, в первые мгновения не слыша за собственным равномерным грохотом чужих выстрелов и не понимая, что происходит. Потом среди них упали гранаты. Рванули. Очевидно, одна из гранат удачно подорвала боеприпасы, вызвав мощную детонацию – от четырех расчетов на ногах не осталось уже никого. Среди дымящейся груды тел сиротливо продолжали стоять лишь два скособоченных миномета – остальные разметало ударной волной. Два раза пришлось стрелять только Якобеску – первым выстрелом он метко снял с крыши корректировщика с биноклем, а вторым – его помощника. Остальные красноармейцы, передернув после первых выстрелов затворы карабинов, больше и не увидели подходящих для себя целей.
Цыгичко скомандовал, и красноармейцы, выставив примкнутые штыки, побежали проверять, кто уцелел. Такие нашлись и их, все больше возбуждаясь и гордясь легкой победой, деловито и безжалостно докололи. Чумаченко снял с шеи упавшего на утоптанную землю корректировщика бинокль и полез по приставленной лестнице на его место на крышу. За ним увязался старшина. Видно сверху было отлично. Через две улицы в высыпавшихся окнах полуразрушенных домов мелькали редкие вспышки винтовочных выстрелов и пулеметных очередей. Стреляли и из окопов, обозначенных свежей вырытой глиной, и из-за каких-то бревен, деревьев, груд камней и прочих мало-мальски подходящих укрытий. Там были наши. Немецкие позиции сверху просматривались еще лучше. Со стороны собственного тыла немцы не маскировались. Зачем?