О рыцарях и лжецах (Веденская) - страница 128

– А у нас в семье из спортивных людей только Файка с ее бадминтоном, да и то эта напасть с ней случилась около года назад, не больше.

– Бадминтон? Это что за зверь? Который на даче летом, воланчики там, птички?

– Если бы, – хмыкнула я. – Видела я пару раз этот их бадминтон. Безумная игра, хуже боев без правил.

– Серьезно? Мы говорим об одной и той же игре? Той, где такие ма-а-аленькие воланчики, а по ним стучат такими то-о-о-оненькими ракеточками?

– Он самый. Файке однажды этим ма-а-а-аленьким воланчиком так залепили в щеку, что она три дня с отеком ходила и неделю с синяком.

– Ужас какой.

– Ага, ужас. Хотя для Файки не так уж… вообще забавно даже, – сказала я и расхохоталась. Герман смотрел на меня с удивлением и непониманием, пока я смеялась. Как объяснить, что моя сестра Фаина, самое мирное на земле существо, стабильно получает фингалы, причем самым дурацким и не свойственным людям образом.

– Отсмеялась? – недовольно пробубнил Герман. – Пельмени будешь?

– Пельмени? – переспросила я. В животе бурчало, я вспомнила, что вообще не ела со вчерашнего вечера. – Буду пельмени. Хоть слона буду.

– С кетчупом, с майонезом или со сметаной?

– Слона с кетчупом?

– Или сметаной, или майонезом, – кивнул Герман, наливая из кувшина воды в стеклянный стакан. Не знаю, как он догадался – я умирала от жажды. Герман протянул мне стакан воды.

– Господи, такой широкий выбор, что просто голова идет кругом, – я жадно выпила воду. – Со сметаной.

– Отлично, значит, весь кетчуп – мне. У меня как раз осталось всего ничего, – Герман залил в кастрюлю воду и поставил ее на огонь. – Пустой холодильник.

– Бедняжечка ты, – хмыкнула я и вспомнила, как у меня дома Герман аккуратно намекнул мне на то, что не женат или, во всяком случае, больше не женат. Свободный мужчина, возможно, интересующийся мной. Меня бросило в жар. Как все в жизни не вовремя, неправильно, словно кто-то наверху специально сидит и подгадывает, как бы устроить все так, чтобы людям усложнить жизнь. Я смотрела на Германа, плавные, умелые движения его рук. Спокойствие, безмятежность. Простота.


Он посолил воду, бросил в нее лаврушку, затем достал из шкафчика пару тарелок, коробку с чаем, чашки, ложки, даже рулон бумажных полотенец вместо салфеток. Герман Капелин жил тут один, это было видно по тому, как легко и непринужденно он орудует хлебом, овощами, приправами. Женатые мужчины на кухнях вели себя как туристы, Герман был аборигеном.

– Можешь даже забирать весь майонез, – рассмеялась я. – А когда ты мне все-таки скажешь, что тебя так разозлило сегодня, что ты меня чуть посреди улицы из машины не выкинул?