Так горячо. Так сладко… И сердце в груди на разрыв, и низ живота в тугой узел… Все как в тех книгах. Один в один.
Маргарита ахнула, когда Джон подхватил ее и, не прерывая поцелуя, отнес на кровать. Они рухнули на постель, ослепленные страстью. Здравые мысли сгорели дотла, а угли желания, наоборот, пылали все ярче и ярче, угрожая превратить все вокруг в пепел. Рита запускала пальцы в густые темные волосы, царапала спину, прикусывала твердокаменное плечо и выгибалась дугой, требуя более смелых ласк. И Джон отзывался на ее безмолвные требования. Осыпая шею и ключицы поцелуями, он стянул с Риты ночную рубашку, а с себя сорвал Пашкин халат. Причем так, что пуговицы поотлетали и со стуком рассыпались по блоку. На миг в одурманенном страстью сознании всплыл давний разговор с месье Девьером. Что он там говорил о причиндалах?
Причиндал Джона находился в полной боевой готовности, хоть подобное и считалось невозможным.
Вот она – четвертая потребность!
Маргарита закрыла глаза и тихо застонала, привлекая Семьсот двадцать седьмого к себе. Пусть все случится! Глупо отказывать себе в удовольствии, раз уж до этого дошло. К тому же она хочет его не меньше, чем он – ее.
– Я так скучал, – прошептал Джон ей на ухо, опаляя дыханием. – Ты так нужна мне… Софи…
Если и существует более неподходящий момент назвать женщину чужим именем, то только у алтаря. Возбуждение схлынуло разом. Рита закаменела, а в следующую секунду решительно оттолкнула Джона. Обуздать эмоции оказалось непросто. Очень непросто.
– Я не Софи, – холодно изрекла она и вылезла из-под распаленного брюнета. Надела ночную рубашку и коротко бросила: – Прикройся.
– Мне… крайне неловко. – Джон густо покраснел и отвел глаза. Он сидел на табурете в кухонном отсеке, завернувшись в плед. – Приношу тысячу извинений.
Рита нахмурилась. Вот за что, интересно, он извиняется? За то, что накинулся на нее, словно голодный зверь, или за то, что назвал другим именем?
Она вздохнула и поставила перед ним чашку с теплым молоком. Тем самым, рязанским, с повышенной жирностью.
– Ты помнишь меня? – спросила твердо, бескомпромиссно задвигая все личное на задний план: не время сейчас для эмоций.
Семь-два-семь вскинул голову и взглянул на нее.
Сердце дернулось, заныло в груди, но Беликова взяла себя в руки и стиснула зубы, чтоб ни один мускул на лице не дрогнул.
«Если он скажет «нет», я взвою!» – подумала она и замерла в ожидании ответа.
Казалось, прошла целая вечность. Держать маску безразличия становилось все сложнее. Безумно хотелось схватить его за плечи и тряхнуть. Крикнуть: «Вспомни меня!» Но…