Например, фраза: это никогда не закончится.
Или: так будет до самого конца.
Фразы соединяются со следующими фразами, обрастают жирком ассоциаций. Жирок этот конопатит мозг, залепляет его, твердеет; чтобы его содрать, необходимо напиться, проспаться или пробежать с десяток километров. Так будет до самого конца. Это никогда не закончится. Можно делать только то, что они хотят. Жить только их делами. Решать проблемы, которые они никогда не решат. Гловацкие. Ужасные люди, ужасные мужчины. Они – единственные субъекты в этом мире, который пусть и мал – но им хватит. Важно, что они обладают над ним истинной властью, обозначают жестами его границу.
Более того: они его создают. Без них этот мир не существует. Без них мир – это только деревья, поля, проселки, дерьмо на тротуарах.
Ты входишь в дом, на кухню, быстро. Агата на коленях моет пол, ты думаешь, на хрена она это делает, если пол – чистый. Когда входишь, она останавливается, встает. Без слов протягивает пачку сигарет, словно читая у тебя в мыслях.
Агата тебя любит. Ты ведь это видишь. Может, она узнала в тебе старую себя. Она открыла это знание давным-давно, поняла, что вокруг него можно только танцевать, как они, Гловацкие, скажут (двое – или все трое?), или же – сойти с ума, потому что нельзя сбежать из Зыборка, потому что за Зыборком – лишь следующий Зыборк, и следующий, и следующий, и так по кругу до бесконечности.
– Садись, а то сердце выпрыгнет, – говорит она, и ты только тогда замечаешь, что дышишь как старушка, поднявшаяся с покупками на пятый этаж.
– Там все по другому – я была у Тобека, цыганского барона, – говорю я.
– Я не знаю, какой он там барон, у них каждый о себе говорит, что он – барон, – отвечает Агата. Ногой отодвигает ведро в угол кухни. Осматривается в поисках пепельницы, потом наливает в стакан немного воды и ставит на стол.
– Утверждает, что Мацюсь был у него, – отвечаю я.
– И что с того?
– Мацюсь был убежден, что его кто-то преследует. Боялся. И то же самое говорил Ведьмак. Что Мацюсь искал место, где спрятаться, и все ему отказали. Только Тобек сказал кое-что еще: сказал, что они все были замешаны в убийстве той девушки, много лет назад, с которой ходил Миколай, – когда ты рассказываешь это ей, до тебя доходит, что это неуместно. Что Тобек, возможно, просто тебя околдовал, как их женщины околдовывают людей на улицах, ворожа им по руке. Накрутил тебя на палец, а потом долго смеялся, когда ты ушла.
– Что? – спрашивает она.
Смотрит на меня, будто я вдруг заговорила с ней по-венгерски. На краткий миг присаживается за стол, напротив меня, но сразу же встает, подходит к холодильнику. Вынимает водку. На некоторое время застывает с бутылкой в руке.