– Господа, спокойнее, – продавец берет у мужика деньги и отдает ему сдачу, а мужик толкает меня плечом: мой смех никак не заканчивается, растет в теле, как дрожжи или рак.
Может, он решил отъехать с почти пустым баком. Может, высадил меня здесь, чтобы я не был связан с тем, что происходит.
– Да чтоб ты, уебок, до смерти так досмеялся, – говорит мужик, перед тем как выйти.
– Что вам? – спрашивает продавец.
– Что? – отвечаю я.
– Что вам?
Ему за тридцать, у него редкие, жирные от геля волосы, торчащий из-под форменной рубахи и словно бы приклеенный к худому телу живот.
Я говорю, что мне нужно. Он спрашивает, с каким соусом хот-доги. Не знаю, с каким соусом хот-доги. С любым соусом. Номер колонки. Не помню. Ближайшая к окну. Где сейчас никого нет. Не знаю, на хрен, какой бензин. Наверное, обычный. Очищенный. Не помню.
Прячу сдачу в карман. Когда я выхожу наружу, ловлю краем глаза обложку диска на вертящейся стойке, оцененного в девять девяносто девять. «Каратель», даже не знаю, какая часть, на обложке виден мощный чувак, немного похожий на того, что был в комиксе, с черепом на обтянутой черным латексом грудной клетке.
– Верь ему, – говорит он мне. У него смешной голос, словно бы синтезатор Ivona одним махом выпил сотку денатурата.
– В последний раз, когда мы говорили, ты хотел дать мне свой пистолет, – напоминаю ему.
– И что бы ты тогда сделал?
– Не знаю. Понятия не имею, – признаюсь я.
– Вот именно. А теперь – знаешь?
– Что? – спрашивает меня человек за прилавком.
– Верь ему. Это нужно сделать. Вот увидишь. Верь ему, – говорит Каратель и возвращается в неподвижное бытие обложки диска.
Снаружи Гжеся не видно, не видно и машины, и не видно Ярецкого. Я иду, немного не понимая, в какую сторону и зачем.
Гжесь останавливается у меня на дороге с писком шин. Открывает дверь.
Ярецкий все еще на заднем сиденье. Я даже не знаю, дышит ли он.
– Мы чуть покружим без цели, перед тем как поедем туда, куда поедем, время есть, – говорит Гжесь, когда мы минуем зеленый указатель с перечеркнутым названием города.
– Пей, – показывает он мне на бутылку водки. – Выпей как можно больше. Лишь бы не заблевался. Сегодня все закончится. Сейчас ты все узнаешь, – Гжесь поглядывает в зеркальце заднего вида, но позади – только тьма и одинокие фары. – Пей.
Я открываю бутылку. Теплая водка ужасно воняет.
Пью, а потом пью еще и колу, но от этого могу только протрезветь. Большая рука держит меня двумя пальцами, как мертвую муху. В любой миг может отбросить куда угодно, но не делает этого. Вместо этого выдергивает из меня провода, один за другим.