Он положил веревку на пол так, чтобы ее можно было легко достать, когда придет время. Затем повернул несколько замков и открыл дверь. Но он не успел сделать и полшага и поднять руку, чтобы схватить ее за куртку, когда мозг уже обработал увиденное настолько полно, чтобы он понял, что перед ним совсем не тот человек, которого он ожидал увидеть.
— О боже. Значит, вы дома, — сказала женщина, стоявшая перед ним. — Я уже как раз собралась уходить. — Она была такого же роста и с такой же прической, как у той женщины из полиции. Но это была не инспектор, а почтальон с широкой улыбкой и большой коробкой.
— Что ж, хорошо, что вы этого не сделали, потому что я очень ждал эту посылку. — Он взял длинную узкую коробку, испытывая одновременно и облегчение, и разочарование.
— И подпись здесь, будьте добры.
— Да, конечно. Без проблем. Никаких проблем. — Он улыбнулся ей и расписался.
— Желаю вам хорошего дня.
— Спасибо, день точно будет хорошим. Особенно с этим. — Он поднял коробку, еще раз улыбнулся ей и попятился в квартиру.
Заперев все замки, он снял упаковку и открыл коробку. После этого взялся за рукоять, чтобы осторожно вытащить сверкающий меч и изучить его во всю длину.
Кошельки, телефоны, ключи. Даже небольшой пакетик, в который Соня положила любимые конфеты Теодора, все это они были вынуждены оставить на контроле безопасности в датской тюрьме. О чем они думают? Что они добавили в конфеты наркотики и спрятали в них ключи, которые подходят к любому замку?
С того момента, когда они сошли с парома в порту Хельсингёра, это ощущение не покидало их. Ощущение, что все было против них. Осуждающие взгляды охранников, которые отказывались понимать по-шведски, когда он спрашивал, действительно ли им необходимо снимать одежду и проходить досмотр. Чем дальше они заходили в здание, тем сильнее становились удары закрывающихся за ними решетчатых дверей. Голубой свет ламп на потолке и звуки их шагов, которые эхом разлетались по одному коридору за другим, пока их провожали к месту встречи с сыном.
То, что их сын провел целые сутки в этих стенах, было почти невозможно осознать. Тревога, должно быть, одолевала его, когда он лежал там и пытался заснуть на жесткой койке в камере, которая, конечно, была не больше трети его комнаты дома на Польшегатан.
Еще хуже обстояли дела с внезапным решением продлить срок содержания под стражей и не отпускать его домой до окончания суда. Решение, которое было принято без каких-либо объяснений, кроме того, что они якобы имели серьезные основания для дальнейшего содержания его под стражей.