Никогда еще время не тянулось так медленно. Я сидел в коридоре больницы и смотрел на мерцающую люминесцентную лампу на потолке. Чтобы отвлечься от гнетущих мыслей, я пытался осознать ритм мерцания лампы, но, казалось, она моргает хаотично. Ожидая врача, мой разум рисовал самые страшные картины, ведь потеря сознания у ребенка не может быть без причины. «Скорая» отвезла нас почему-то в соседний район. Я, честно говоря, думал, что мы поедем в нашу больницу. Хотя какая разница? По идее, они тут возьмут у нее кровь, сделают томографию мозга и кардиограмму. Ребенок с церебральным параличом упал в обморок, вот… вот почему я? Почему это со мной?! Почему народ в странах третьего мира плодится просто… ох… по пять-десять детей в семье и все крепкие, работящие, а у меня одна родилась и та… ох, Ева, Ева. Ты все, что у меня есть… Так, хватит, надо подумать о чем-то хорошем. О хорошем… о хорошем… о хор… а нет ничего хорошего! Нет в моей жизни ничего, сука, хорошего!
Врач вышел из кабинета, а я вместо того, чтоб подбежать к нему с вопросами, наоборот, вжался в диван, опасаясь услышать фатальные вести. Я не был пессимистом и никогда не впадал в крайности, но когда дело касалось проблем со здоровьем Евы, в голову всегда лезло самое ужасное, что можно представить. Когда терапевт подошел ко мне, я все же встал и первый задал вопрос:
– Она очнулась?
– Очнулась. Мы сделали МРТ, и есть подозрение, что у вашей дочери боковой амиотрофический склероз. Нужно еще провести исследования, чтобы исключить заболевания с похожими симптомами и…
Что он сказал дальше, я не услышал. Внутри меня все перевернулось. Фраза «у вашей дочери боковой амиотрофический склероз» прозвучала для меня как смертный приговор. Я прекрасно знал, что это за заболевание. Подобным недугом страдал известный физик-теоретик Стивен Хокинг, живший в прошлом веке.
– Вы меня слышите? – спросил врач.
– Да, слышу, – соврал я и сглотнул.
– Еве придется остаться в больнице на какое-то время, а вам надо принести документы, я скажу какие.
– Да, да, мы все сделаем, – я сел на диван. Глубоко дышал, пытаясь не расплакаться. Врач стоял передо мной будто палач. К сожалению, не мой палач. Я бы с радостью обменялся диагнозом с Евой, будь такая возможность.
В тот день я просидел в палате у Евы до восьми часов вечера. Перед этим я съездил домой и привез необходимые документы для госпитализации дочери. Когда пришло время прощаться, я, не в силах сдерживаться, все же пустил слезу, но, надеюсь, Ева этого не увидела. Она спрашивала, что с ней, и мне пришлось соврать. Я сказал, что пока неясно. Может, я зря паникую и накручиваю, ведь это всего лишь подозрение на страшное заболевание, может, после всех анализов я возрадуюсь ложной тревоге? Да и Хокинг прожил до старости, хотя это и был феномен. Обычно люди умирают от этой болезни в течение нескольких лет.