Общего развода нет – мы просто забираем людей из камер и выводим на свои точки. Номера волнуются – но это волнение радостное. И даже радостно-недоверчивое… Распоряжение администрации о награде доведено до отряда в полном объеме, и наши крысюки полны решимости. Изменить свою жизнь раз и навсегда – кто не мечтает об этом? Распрощаться с серыми рабочими буднями, не бояться за свою жизнь, жить на полном обеспечении, курить бамбук и мять сиськи – причем в прямом и переносном смысле. Такого в Гексагоне еще не бывало. При мне – так точно. Да и до меня. О таком нет ни слухов, ни баек, ни сплетен, уходящих корнями в прошедшие годы. Прецедент, мать его – именно так Армен говорит о чем-то, что, вопреки закону и обычаю, случилось впервые. Неужели тот, кого мы ловим, настолько ценен Смотрящему, что он готов дать такие плюшки за поимку?..
Наша точка – юго-западный угол первого уровня. Слева от нас – сектор Электроцеха. Я расставляю людей – и поглядываю в конец коридора, туда, где торчит серая фигура одного из ихних номеров. Не Васька ли это? Нет. Ее бы я узнал. И не Рыжая. А неплохо получилось бы, окажись она здесь. Я мечтательно зажмуриваюсь… Пожалуй, это был бы самый настоящий фарт – тогда я точно сумел бы переговорить с ней один на один. Но серая фигурка слишком плюгавая для Рыжей, да и волосы из-под косынки не отливают медью. Жаль. И я, вздохнув, начинаю расставлять номеров по местам.
Наш отряд не мал – но сектор еще больше, и мы с трудом распределяем людей, чтобы охватить все. Любой поворот, любой перекресток, выход любого воздуховода или дыра потерны – чтоб закрыть это все, нам едва хватает людей. По одному, максимум – два человека. Возможно, мы перебарщиваем – но мы не знаем, кто он, этот неизвестный. Любое подозрительное лицо. Но ведь подозрительным может быть и женщина. И ребенок.
Люди расставлены. С последним осмотром перед началом поисковых работ пробегает наш главный в окружении компашки младших капо. Они вежливы как никогда – они не позволяют себе ни единого матюка, ни единого оскорбления в нашу сторону. Кажется, дело и впрямь очень серьезно, и они не желают лишний раз раздражать номеров, ведь люди должны работать на совесть. Я провожаю их глазами и присаживаюсь на выступающий огрызок бетонной плиты. В череде последних недель у меня наконец-то свободное, ничем не занятое время – и я хочу подумать и разобраться. Отмотать назад все, что просходило со мной в последние две-три декады, с тех самых пор, когда в голове, становясь все громче и громче, зазвенел комариный писк моей чуйки.