Я и десяток номеров сегодня работаем в стоке. Бетонная труба с глубоким желобом, куда стекается все дерьмо нашего модуля. Дальше оно идет на фильтрацию, на первичную сушку и переработку, на компост или в общую систему водоснабжения – и нужно очень тщательно следить, чтобы среди этой булькающей и немилосердно воняющей жижи, лениво текущей под уклон и через грубое сито уходящей в коллектор, не попался твердый предмет. Может пострадать грубое сито, вслед за ним мелкое – а там и до сепаратора или даже насосов недалеко.
Здесь тускло и сыро. Здесь мутные капли и потеки сизой дряни на стенах. Эти же капли и на потолке – покинув людские организмы, все еще теплые ручейки сливаются в поток, который течет по широкому желобу и парит. Интенсивно испаряясь, жидкость конденсируется уже на стенах и потолке. Но даже проходя этот цикл, она не меняет своего цвета – это все та же серая мутная жижа, режущая запахом аммиака. Мерзкого тошнотворного говна.
Мои номера, упакованные в старые ОЗК, стоят в две линии по три человека. В руках – сети, багры и сачки на длинной рукояти. Словно последний заслон на пути разрушительных твердых предметов. Они шарят по желобу баграми, пытаясь не упустить; я же сижу на бетонном поребрике сбоку, где обычно складируют инструмент. На мне повязка из ваты, переложенная марлей и замотанная поверх бинтом; на мне намордник респиратора и плотно прилегающие к лицу очки – но все равно запах лезет даже сквозь эту защиту, выжимая слезы из глаз. Здесь работают короткие смены, по три часа – и этой трешки хватает надолго. Это наша вторая трешка – и совсем скоро будет смена.
Люди часто прячут свои ценности в самых отвратительных местах собственного тела. Иногда они забывают о содержимом естественных карманов. Люди присаживаются на очко и теряют вещи – но еще чаще люди заметают следы, спуская их в сортир. И потому мои рыбаки гребут желто-бурую жижу, внимательно вглядываясь. Мы отмоем. Нам пригодится. А я сижу на бетонке и смотрю на улов, уже отмытый у ближайшего крана одним из моих багорщиков. Здесь нет капо – черножопые ублюдки брезгуют лезть в эту клоаку; здесь нет и следящих камер. И я любуюсь находками совершенно свободно.
Во-первых, это отличный складной нож. Какой-то умелец – скорее всего из Оружейного или Ремцеха – сделал его из куска брони, изуродованной после Джунглей. Вот этот след, отливающий свинцом – может, даже и рикошет от пули… Умелец выправил его, вытянул, сделал тоньше, придал отличную заточку по всей нижней стороне и даже потрудился над серрейтором верхней. Из остатков металла, шпилек и гаек он сделал рукоятку, прячущую в себе эту наваху. А еще наш умелец – хренов эстет. Другой бы намутил рукоятку из кусков пластика, соединив вместе намертво клеем и покрыв лаком – но мой оружейник не из таких, он пошел дальше, сотворив маленькое чудо. Три вида проволоки – серо-стальная, желто-рыже-золотистая и иссиня-черная. И это, черт его дери, красиво. Отличный нож, и мне жаль, что его придется отправить в общак.