Оказавшись в затруднительном положении, Грейс всегда старалась снизить степень драматизма ситуации, находила нечто отвлекающее от неприятности. Она попыталась придумать шутку, которая подняла бы ее подавленное настроение, помогла бы найти новые силы; но на этот раз у нее не было желания, а одиночество давило на нее, как никогда прежде. Будь рядом с ней семья или хотя бы друг, она могла бы поручить заботы о ремонте и наведении порядка в квартире кому-то, кому доверяет, а сама помчалась бы в аэропорт.
Она думала об этом, когда волосы на ее затылке зашевелились. За ней наблюдали. Кто-то стоящий у нее за спиной. Она была в этом уверена. Было ли это осторожное дыхание, которое она скорее почувствовала, чем услышала, тихий скрип паркета, или это легкое движение воздуха коснулось ее кожи?
Никак не проявляя своей тревоги, она взяла пистолет и, выхватив его, одним прыжком развернулась на 180 градусов.
Он смотрел на нее, стоя в проеме входной двери. Испуганный, сразу поднявший руки, показывая, что у него мирные намерения.
Грейс опустила оружие.
— Я только зашел узнать, не нужна ли вам помощь.
Ее старик-сосед вежливо стоял на пороге, одновременно колеблющийся и искренний в своем предложении. Только сейчас Грейс смогла его хорошенько рассмотреть. С тех пор как иногда напевала ему по ночам, она представляла его моложе, с более густыми волосами и более печальным лицом. А мужчине оказалось лет восемьдесят с лишним, на висках сохранились густые пучки седых волос, а вот верх черепа был совершенно лысым. Губы его открывались и закрывались, словно он пытался как можно лучше сформулировать некую дерзкую мысль, но ему это никак не удавалось.
— Заходите, — сказала наконец Грейс.
— Если предпочитаете побыть одна, в тишине, я вас прекрасно понимаю.
— Меня зовут Грейс Кемпбелл, — произнесла она, пытаясь изобразить улыбку. — Прошу вас.
— Кеннет Гилкрист, — ответил сосед, шагая через порог.
Он остановился посреди гостиной и посмотрел по сторонам так, как будто вошел в музей.
— Я думал, мне будет стыдно при встрече с вами, а я, напротив, чувствую себя так, будто знаю вас много лет. О, я говорю это вовсе не для того, чтобы заставить вас чувствовать в отношении меня то же самое, — уточнил он, взмахивая рукой, словно хотел исправить неудачно вырвавшееся слово. — Я просто…
— Понимаю.
— То, что вы делали для меня все это время… я никогда, правда, никогда не смогу вас за это отблагодарить, миссис Кемпбелл, — произнес он тоном, полным старинной вежливости, неотделимой от много значивших понятий «долг» и «честность».