— Хунхузы, район их деятельности, численность.
— Элемент наиболее беспокойный и подозрительный.
— У кого какое оружие.
— Выяснить личные отношения между русскими, китайцами и инородцами.
— Организовать тайную агентуру с денежным вознаграждением.
— Ко времени прихода парохода арестовать тех китайцев, которые окажутся, на основании собранных сведений, наиболее вредным элементом.
— Арестовать представителей власти китайской нелегальной организации.
— Отобрать оружие.
— Опий, найденный при обыске и предназначенный для продажи, отбирать и при актах отправлять во Владивосток.
— Вести дневник ежедневно.
— Воспрещать чинам отряда ходить по китайским фанзам в одиночку».
Документы свидетельствуют: в январе 1913 года Арсеньев с отрядом казаков разыскал, задержал в верховьях Бикина и выдворил из России отряд хунхузов (китайских бандитов) численностью 16 человек, а в верховьях Имана уничтожил 36 лесных баз китайских браконьеров. Борьбу с хунхузами-браконьерами Арсеньев вел также в Уссурийске, Дальнере-ченске, Ольге.
В 1913 году в Хабаровске побывал знаменитый норвежский ученый и путешественник Фритьоф Нансен. В своей книге «В страну будущего» он писал, что ему было чему поучиться у бывалого путешественника Арсеньева.
Нансен и Арсеньев обсуждали план дерзкого похода из Хабаровска к Ледовитому океану на собаках и оленях, а затем морем во Владивосток. Но Октябрьская революция нарушила эти планы.
Новая власть назначила Арсеньева комиссаром по ино родческим делам Приамурской области.
Арсеньев был счастлив в личной жизни. Но то, что происходило в стране, не доставляло ему радости. Малоизвестный факт: сохранилось письмо, подтверждающее сотрудничество Арсеньева сразу после революции… с офицерами из американского экспедиционного корпуса, которым он помогал топографическими картами. Предательство? Ни в коем случае! США в то время боялись усиления на Дальнем Востоке Японии и вольно или невольно способствовали установле нию советской власти.
Разруха, кровь, злоупотребления новых властей — все это угнетало Арсеньева. Позже он напишет:
«В 1918 году я мог уехать в Америку, а в следующем 1919 году — в Новую Гвинею. Но я уклонился от того и другого предложения. Я мог бы уехать совершенно легально, но новые власти в известной степени расценили бы мой поступок как побег. Я должен был бы поставить крест на всей своей исследовательской работе. Мои родные, друзья и знакомые находились в бедственном положении, а я вместо того, чтобы как-нибудь помочь им, бежал бы, бросив их на произвол судьбы».