Хотя глазачи умеют видеть не только фей. Самой Тилли не приходилось встречать мёртвых, но её матушка рассказывала, как однажды она заметила мечущийся по дому дух старика Уайкса, который разбрасывал вещи и жутким голосом кричал: «Моё! Моё! Никому не отдам! Моё!!!». А утром его сыновья обнаружили, что всё их наследство: деньги, бумажки, столовое серебро, дорогие стеклянные вазы и прочее — разбито, сожжено и истоптано. Они подумали на соседей, таких же склочных и алчных придурков, как и они сами, но мама-то знала, что это дух старика закапризничал и богатствами делиться не захотел…
Однако ей однажды не хватило выдержки промолчать, когда очередное волшебное существо на её глазах решило учинить злодеяние. Как-то днём мама была на базаре и вдруг увидела, как водный дракон Таргатос, который тогда подъедал местный скот, стоял невидимым и выбирал, какого ребёночка съесть. Мама окрикнула его: Таргатос тут же исчез, а горожане посчитали её совсем сумасшедшей. Позже дракон поймал маму и вырвал ей оба глаза, чтобы она больше никогда не могла видеть настоящее волшебство, такое, которое обычные человеческие глаза увидеть не в состоянии.
Тогда-то Тилли и пришлось пойти работать. Ей не было и шести, и обычно таких маленьких девочек никуда не брали, но мама ослепла, а Тилли не могла позволить старшей сестре Жоанне тащить все на себе. Вот и ушла сначала к прядильщицам, а затем на фабрику — там больше платят. И теплее намного. Конечно, очень тяжело вставать почти ночью — в семье Тилли никогда не было никакой скотины, а огород рядом с фабрикой не разведешь, — но зато в день можно заработать по два, а то и по четыре бронзовика. На них можно и немного мяса купить. Если ноги до базара дойдут, что совсем не так легко, как кажется, особенно после работы.
И всё-таки слишком холодно. Если так пойдёт и дальше, то всю зиму им придется жить в холоде, ведь, как известно, чтобы согреться, нужно не только кутаться в одежду и топить печку, но и хоть иногда есть досыта. Ну, как, досыта, хотя бы не испытывать резкие боли в животе и не падать на землю в изнеможении.
Глазачей народ не любит. Не только потому, что они видят то, чего не должны — хотя и этого порой достаточно: про таких, как Тилли, Жоанна, мама и других глазачей, ходят слухи, что они якобы способны накликать беду. И ведь не скажешь, что это неправда: порой феи и прочие твари любят показываться на глаза людям, но некоторых из них способны увидеть только глазачи — как, например, ложные огоньки, или гайтерских духов, или торчащий дёрн… Или колдовство — это как раз случалось чаще. Вот стоит фея, другие её не видят; и ладно она просто стоит, но вот глазач, например, способен увидеть, что она, допустим, зерно ворует. Или хлеб. Или сущность дома. Или колдовство на домашние предметы наводят. Или людей и скот утаскивают. Зачем им люди, понятное дело: хочешь — раба из них сделай, хочешь — женись на них и в племя своё обрати, а хочешь — просто съешь. Но зачем им коровы да овцы, Тилли не понимала; она не раз видела, как прекрасные водные девы Гврагедд Аннвн выгуливали великолепный фейский скот — белых коров с черными ушками и таких же прелестных козочек и овец. Зачем тогда они их воруют и оставляют заколдованные деревянные колоды, которым придают вид живого существа?