Люба ничего не ответила, видимо за пределы родных пенатов она выбиралась не так уж часто.
— Так вот, — продолжил Максимилиан, — более шести лет назад Энск потрясла череда серийных убийств.
Максимилиан прикрыл глаза и постарался припомнить хронологию минувших событий.
В полумраке душного тюремного вагона раздавались звуки знакомой до боли песни. Чей-то гнусный, но не лишённый определенного очарования голос ладно и надрывно выводил песню про то, что маме не стоить ждать своего непутевого сына разбавляя слова гитарным боем:
— Постой, паровоз, не стучите, колеса,
Кондуктор, нажми на тормоза…
Я к маменьке родной с последним приветом
Спешу показаться на глаза.
Прости меня, мама, хорошего сына —
Твой сын не такой, как был вчера.
Меня засосала опасная трясина,
И жизнь моя вечная игра.
После слов про маменьку к горлу нашего героя подступил неприятный ком и как-то особенно сильно захотелось зарыдать. Как в детстве, когда за любую жизненную неурядицу можно было распустить нюни, намотать сопли на кулак и излить душу любимой мамочке, обвиняя весь окружающий мир в своих проблемах. Вот только не было сейчас мамочки и скорее всего больше никогда не будет. Наш главный герой был самым тщательным образом уложен на нижнее место специализированного вагона и пристегнут наручниками к специальным креплениям на стенке рядом, причем пристегнут он было тоже довольно своеобразно, а именно правая рука и правая нога пристегнутые наручниками к особой поперечине, что не позволяло Максимилиану насладиться самой маленькой толикой свободы или видимостью комфорта. Максимилиан Федорович Спицын, молча лежал на спине терзаемый совестью. Тюремный вагон с индексом 48–14/12 УФСИН, в простонародье именуемый столыпинским, оказался на удивление многолюдным местом.
Еще вчера Максимилиан успел оценить наплыв обитателей. Серый вагон с незамысловатой аббревиатурой практически ничем не отличался от тысячи прочих вагонов, по крайней мере, с наружной своей части, единственным значимым отличием были металлические решетки на окнах и единственный вход. Со стороны входа компактно разместились: туалет с окном-иллюминатором и самое неприятное, что это самое окошко находилось на входной двери санузла. Далее, с правой стороны вагона расположился узкий коридор, а с левой в ряд находились комнатушки-купе. Стандартная дверь имелась только у первого купе, в котором обитали охранники, а вот другие были прикрыты решетками, вместо входной двери выезжала решетка с ячейками, толщиной примерно с три пальца. Контингент данного вагончика был довольно специфический, для рядового члена общества: убийцы, воры, мошенники и прочие представители социального дна и криминального сообщества. Молодые и не очень люди, в основном со спортивными сумками, ну или в крайнем случае с клетчатыми челночными баулами, нехотя заполняли свободные купе специфического вагончика. Максим расположился территориально практически у самого входа, ну или выхода, ближе было только купе вертухаев — охранников и по совместительству провожатых веселого вагончика. Лежа на нижнем плацкартном месте головой от окна, Максим Федорович Спицын, собственными очами наблюдал практически каждого гостя специфического вагончика. Обитатели дна прибывали в течение всего дня «пачками» и по одиночке. На вскидку несчастного узника, в вагон уже набилось порядка сотни человек, когда один из охранников — детина, упакованный в спец форму охранника, довольно громко объявил: