Много часов спустя, Гаст вылез наружу. Сильный поток воздуха ударил в лицо Ганнибалу так, что он вынужден был закрываться рукой. Он улыбался пуще прежнего, и морщился одновременно. Его щекам окончательно вернулся здоровый окрас, наполнив их жизнью. Он всё больше становился похожим на обычного человека.
— Да, хотел бы я поговорить с твоим независимым. Как это вы интересно его называете. Какая культура у вас сложилась, уникальная.
Но вид, который открылся взору разведчика, нельзя было назвать радостным. Сожжённые дома, высокие статуи. Запёкшаяся кровь на уцелевших стенах, часто деревянных. Следы борьбы, взрывов, глубоких борозд посреди стен и на дорогах. Вместо фонтана расколотые толстые чаши. Когда-то они стояли одна на другой, гармонично выливая чистейшую воду наружу. Теперь просто напоминали о былом.
Тот самый мир Незванных. Воскрешённый и вновь разрушенный. Беженцы, которые должны были проживать здесь, отсутствовали. На полу валялись сгнившие пальцы, вырезанные части головы. Невольно он отвернулся, закрыв глаза. Такого ужаса он не видел со времён учебников истории. Фотографии Красной Войны воочию. Как же он устал от этого.
— Что там? Почему мы встали?
— Разруха. Ничего нового. Мир пожирает зараза, под названием Нерон. Сейчас, смирюсь, и пойдем.
— Что такое Нерон?
Так они шли, проходя улицу за улицей. Дыма уже давно не было, но копоть отпечаталась везде. В некоторых домах ещё оставался хлеб, который превратился в черствый сухарь. Перевёрнутые блюда с заплесневелыми овощами и засохшими фруктами. Но Гаст набирал в попавшийся мешок всё более-менее, что пригодно. Как только он нашёл уцелевший дом, было решено остаться в нём. Уложив нового знакомо на кровать, которая, на удивление, была аккуратно убрана. Он поставил картошку с морковью вариться в кастрюле, воду из которой набрал из крана. У бежавших перуноградцев оказался отличный трубопровод. Вода на вкус чистая, почти сладкая. Фильтры тоже хорошо работали, даже с учетом того, что обслуживающего персонала давно нет.
На полках полно книг. Музыкальные инструменты. Красивая резная мебель. Всё, каждый миллиметр сделан вручную. Душа радовалась с каждого взгляда. Узоры сложные, чарующие. Только одного вида этого достаточно, чтобы часами любоваться, не задумываясь. Табуретки, кресла, скамьи, столы, деревянные стены. Рунные письмена тянулись и тянулись. Как же называется это искусство?
Руны были вырезаны по контуру дверных проёмов. Вдоль ручек, на уровне пола. Это хотелось трогать. Чувствовать. Какая-то мудрость в каждом изгибе. Нечто непонятное и глубокое. Гаст любовался, и не услышал, как Ганнибал уже долго завал его по имени.