Эзопов язык был внятен залу, истосковавшемуся по хотя бы самой что ни на есть гомеопатической дозе правды, но тем более он был ясен тем, кто был призван охранять порядок в зале. Вспоминая репертуар театра «Современник» за 14 лет, вплоть до моего ухода, могу назвать редкие спектакли, которые выходили без предварительного и мучительного «пробивания», без тяжб с Главлитом, без его резолюции мы не имели права даже репетировать пьесу, без неоднократных и тоже мучительных «приемок» уже готового спектакля, на которые руководство являлось перед премьерой как на охоту на дикого зверя.
«До сих пор нет социальной системы, которая бы соответствовала человеческим потребностям; значит, если литература из отрицания и разрушения рутины превратится в апологию, то она перестанет быть литературой, исчезнет как эстетический и этический фактор», – писал Эрнст Фишер. Эту простую истину не хотели понять и принять у нас, требуя как раз апологетики изначальной и конечной, – ну а где-то там в середине иногда можно чуть-чуть и повоевать с рутиной. Отчего бы нет!
Легко родились на свет лишь детский спектакль «Белоснежка и семь гномов» Льва Устинова и Олега Табакова, «Обыкновенная история» И. Гончарова – В. Розова и еще несколько, немного, спектаклей. Подавляющее большинство приходилось «пробивать». Претензии бывали самые разнообразные: Володин – то мелкотемье, то взгляд из канавы; Розов – опять мелкотемье; западные пьесы смущали слишком углубленным присматриванием к человеческому в человеке. Понятию «общечеловеческое» (оно же «абстрактный гуманизм») был дан особенный бой, когда мы поставили «Двое на качелях» американца Уильяма Гибсона. Начальство добивалось сугубой определенности позиции театра и при постановке «Пятой колонны» Э. Хемингуэя… Ей-богу, просто скучно излагать на бумаге все эти перипетии отношений с руководством, а если спектакль все-таки выходил, то и с прессой.
«Голый король»
Но был и на нашей улице праздник. Праздник «Голого короля»! И какой!
Эту пьесу Евгения Шварца принесла в театр Маргарита Микаэлян, чье имя и стоит на афише спектакля. Но сделал этот спектакль Олег Ефремов. Разве забыть упоительные репетиции и днем и ночью в концертном зале «Советской», этот разгул фантазии – в первую очередь Олега, – когда, например, репетируя проход генерала, он требовал, чтобы широкое зеркало сцены актер промахивал бы тремя шагами!
– Олег! Как это можно?! – кричал Юра Горохов.
– Как? Вот так!! – Вылетал Ефремов на сцену и каким-то чудом, действительно в три шага, откинув худое туловище назад, выбрасывая длинные жерди ног, пролетал из одной кулисы в другую. А потом, маршируя, появлялись фрейлины в белых трико и – хором: