В «Старшей сестре» никто не сидел и не должен был сидеть, так что история Нади Резаевой в каком-то смысле была проще. Толмачевой только предстояло выдержать конкуренцию с модной тогда Дорониной. Но театр опять нервничал. Пожалуй, излишне нервничал. «Надо выиграть Володина у БДТ!» Может быть, поэтому исполнитель роли Ухова Олег Ефремов вмешался в режиссуру Б.А. Львова-Анохина, вмешался напрасно, и во время выпуска возникали конфликты, которых могло бы и не быть. Спектакль «Старшая сестра» выпустили в Тбилиси, куда мы поехали на гастроли, и прошел он там с замечательным успехом.
А до него в тот же сезон 1961 года Ефремов поставил еще один спектакль – публицистическую пьесу «По московскому времени». Это не лучшая пьеса Леонида Зорина. Театр она привлекла главной мыслью: ход времени остановить нельзя, джинна, выпущенного из бутылки в 56-м, обратно не загонишь. Хотя на этот раз режиссером при постановщике Ефремове был я и к тому же играл аж две роли, должен сознаться, что и сейчас не смог бы вразумительно изложить фабулу пьесы. Помню только, что там противопоставлялись два стиля руководства – сталинский и идеализированный хрущевский. «Плохой» Лев Круглый и «хороший» Евгений Евстигнеев играли антиподов. Зорин показывал руководство не таким, каким оно было, а таким, каким должно было быть. Каким мечталось. В этом смысле он выполнял заповеди соцреализма, делая это с самыми благими намерениями. И театр ими не менее благородно руководствовался.
Но как бы ни хотела левая критика защитить спектакль, она не могла и не стала этого делать из-за его художественной неполноценности. Молодой критик Станислав Рассадин в «Юности» вообще жестоко осмеял пьесу и спектакль, и автор пьесы с ним так же печатно согласился. Даже – поблагодарил. Вот черточка – даже не зоринского характера (хотя и это само по себе уникально), а характера времени, о котором я пишу. Если прибавить к этому, что режиссура вдохновлялась еще и парами рома с красивым, пиратски загадочным названием «Баккарди» – в мои, кстати сказать, режиссерские обязанности входило бегать за этим ромом и составлять шефу компанию, что я делал, признаться, не без охоты, – то, наверное, будет окончательно понятно, почему спектакль продержался недолго.
Пионерка Майя Кавтарадзе
В те годы Хемингуэй был самым любимым американским писателем нашей читающей публики. Еще никому из нас не были известны ни Фолкнер, ни Апдайк, ни Сэлинджер, ни Пени Уоррен, ни… и так далее. Портрет Хемингуэя в толстом, кольчужном свитере висел во многих московских квартирах как диплом на интеллигентность. Поэтому майским вечером 1961 года на премьере его пьесы «Пятая колонна» собралась, уж точно, вся Москва.