Он умолк. Задумался. Туман отражался в линзах увеличительных окуляров. Колёса шумели. Туман превращался в ночь.
– Мне кажется, вы недооцениваете нас, – подал голос Онвар.
Хозяин Луны взглянул на него снисходительно, и цвет глаз демона почему-то напомнил мне холодную воду. Она льётся с небес. Прощает и очищает своей бесприютностью. И от неё нельзя спрятаться. Только принять. И мёрзнуть с ней вместе.
– Ты можешь представить мир, где никто не знает, что такое счастье? Я жил в таком мире, ещё до войны. Каждый день там приходилось рассказывать всем об этом: счастье – это улыбка ребёнка, счастье – это здоровье и самореализация, счастье – это то и сё. Это печатали прямо в газетах! И каждый вечер все читали в газетах про то, что такое счастье! Чтобы наутро опять прогнать его, чумазое и смурное, прочь от своих дверей… Потому что никому, оказывается, не нужно непричёсанное, неумытое счастье в грязной одежде. Счастье без улыбки отвергается вашим братом, ведь в газетах написали, как должно выглядеть счастье: чистое, яркое, пустое. – Он оглянулся на тьму и спохватился, адресовав Онвару точный ответ: – Я не оцениваю. Я видел ваше прошлое, как ваше будущее. Это одно и то же, тут не о чем спорить. Ни одна выдающаяся храбрость, ни один блестящий талант… ничего из этого не искупит того, что за расцветом технологической мысли (следующим за кризисом мира) приходит её упадок, совпадающий с ростом качества жизни… Таков мир. Храм и Луна стараются избежать этого пагубного жребия, но мир есть мир, потому что такова природа жизни. – Он отвлёкся от тумана и улыбнулся нам. – А жизнь – это такая штука, которой демоны, насколько мне известно, лишены. Мы не умираем, потому что мы не живём.
К нашей компании почти беззвучно присоединилась Инва. Прислонившись к двери, женщина закурила.
Увидев её, Хозяин Луны спохватился и обратился ко мне:
– А что же вы молчите, господин Риррит? Почему вы мне не напоминаете?
Я понял, о чём он говорит, и сказал это слово вслух:
– Вода.
– Конечно, – улыбнулся он и приступил к тому, чтобы сделать паузу в заботе о големах. Учитывая то, сколько для этого предстояло убрать и зачехлить инструментов, дело предстояло хлопотное. – Первооснова жизни! И безжизненности тоже. Вода – это жидкое движение, как сказал бы ваш коллега. Кстати, о Сайхмаре: я понял, почему его акцент мне показался знакомым и почему его манера общаться мне нравится! Так говорили много лет назад, ещё до войны. Так цокали и вот точно такие же упоры на шипящие звуки делали машинисты, кочегары… те, кто работали с паровозами… ну и с паром в целом…