— Фу, ладно, — отмахнулся я. — Не хочу слушать. Вейдер, давай, наливай, а то уйду. И гони сюда мою песню.
Сел за столик, вполоборота к Даниэлле, так, чтобы не выпускать из виду сиськи. А ведь в этом придурочном мире извращенцам — лафа. Ни тебе венерических, ни необратимых повреждений, ни смерти толком нет. Разве что некрофилом быть тяжело. Досадно, наверное: только начал трахать труп, а он — бах! — и исчезает.
Вейдер плеснул в две стопочки какого-то жалкого и презренного вина. Я поморщился, но выпил. Тоже мне, причастие...
— Ладно, — сказал я, откашлявшись. — Пой.
— А? — опешил Вейдер.
— На. Пой, говорю. Чего там написал?
— Я... я не певец.
— Слушай, ты достал. Чё я тебя, как девку, уламываю? Может, тебя к стене приковать и оттрахать, чтоб ты меня полюбил, а?
— Не надо! — шарахнулся Вейдер. — Я спою.
— Давай.
— Щас, щас спою.
— В предвкушении.
— Значит... Значит, задача была — сделать римейк «Звезды по имени Солнце», так?
— Ты меня экзаменуешь, что ли? — нахмурился я.
Сказать по правде, так вчера накидался, что уже не уверен в том, что вообще с Вейдером разговаривал. Но он вроде подыгрывает, значит, что-то этакое было.
— Ну, я попытался хотя бы отчасти сохранить рефрен, чтобы...
Я достал из инвентаря арбалет и ободряюще улыбнулся Вейдеру. У того начал дёргаться глаз. Новообращённый поэт хотел ещё что-то сказать, вдохнул, икнул, содрогнулся и внезапно запел, фальшивя, как бухой козёл в караоке:
— Вечно жить я мечтал
И сбылись все мои мечты
Мне сказали, что в рай я попал
Только где же в раю этом ты?
В этом городе много людей
Утопивших в разврате любовь
Я хотел бы забыться во сне
Чтоб увидеть лицо твоё вновь
И послать к чёрту вечную жизнь,
Ведь ты — моё солнце.
Когда он закончил, сделалось тихо. Потом от стены донёсся всхлип. Я чуть не подскочил от неожиданности. Оказалось, Даниэлла проронила сентиментальную слезу на обнажённую грудь.
— Это прекрасно, — прошептала она. — Мне стало так стыдно, что я такая развратная... Мёрдок, ты не мог бы?..
— Да, конечно, — кивнул я и засадил болт ей в грудь. Как хотите — так и понимайте, от меня всего можно ожидать.
Вейдер не проявил энтузиазма по поводу раскаявшейся и исчезнувшей пленницы. Я, кстати, тоже — с меня сняли штраф за убийство. Вот уроды! Значит, к стене приковать и издеваться по обоюдному согласию — это можно, а прикончить по просьбе — штраф?! Пидорская политика, однозначно.
— Ну, как? — спросил взволнованный Вейдер.
Он таращил на меня глаза и то и дело облизывал губы, как будто его с перекура на сушняк пробило. Судьба его решается...
— Говно, — сказал я.