— Даже не пытайся испортить мне настроение, — отмахнулся Федя. — Этот день... Я чувствую себя Армстронгом!
— Могу дать тебе поиграть на моей трубе, — предложил я. — Сказал бы «на флейте», но это несправедливо по отношению к Луи Армстронгу и к моему инструменту.
Всё-таки мне удалось испортить ему настроение. Федя зыркнул на меня злобно и уточнил:
— Я имел в виду Нила Армстронга!
— Да, патриотизм из тебя — так и хлещет. Ты как там, уже Рождество в декабре начал отмечать? На Новый год забил? А день Благодарения? Индейку жрёшь? Помнишь, как американцы Гитлера победили?
Федя, игнорируя подъ**ки, прошёлся по залу. Видимо, восхищался, что может ходить по залу. Дождавшись, пока я естественным образом заткнусь, он повернулся ко мне, посмотрел снизу вверх.
— Почему ты в доспехах, Мёрдок?
— Защита от пидарасов, Федя.
— Какие тут могут быть пидарасы?
— Пидарасы коварны. Лучше перебдеть, чем недобдеть. Впрочем, ты не поймёшь.
— Почему это я не пойму? — Федя принялся отжиматься от пола.
— Ты... слишком толерантен, скажем так.
— В... смысле? — пыхтел он, отталкиваясь трясущимися ручонками от пола.
— Ты живёшь в Сан-Франциско, Федя.
— И что? — Федя устал и, сев на жопу, уставился на меня.
— Ну... Это ведь Сан-Франциско.
— Я, наверное, не очень чётко задал вопрос, Мёрдок, поэтому я его повторю: и что?
— Ой, да ладно! Все знают, что такое Сан-Франциско! Там, кстати, ещё за традиционную ориентацию штрафовать не начали? На меня, помню, копы как-то недобро косились.
— Может, потому что ты уже из самолёта вывалился пьяным в хлам и сразу же принялся спрашивать, где купить кокаин? — предположил Федя.
— Ты ничего не понимаешь, это для творчества! — возмутился я.
Будет меня ещё всякое хомячьё критиковать! Не допущу, ни в жизнь.
— Я, между прочим, женюсь, — сообщил Федя и начал приседать. С приседаниями у него дела обстояли лучше.
— На девушке?
— Мёрдок!
— Я просто уточнил. Это ведь Сан-Франциско...
— Ты — раб стереотипов, которые почерпнул из каких-то убогих фильмов и книжек, которые тут никто не смотрит и не читает. Это оскорбительно.
Да-да, конечно. Двадцать первый век, все такие оскорблённые. В роддоме младенец из влагалища вылезает и тут же суёт акушеру повестку в суд за то, что его оскорбили. Впрочем, нахрен, на светские темы опосля потрещим, время будет.
— Ладно, забыли, — махнул я рукой. — Женишься — молодец. Всегда знал, что ты этим кончишь. Жду приглашения. А то сам приду. По дресс-коду только сориентируй, какого цвета плавки надевать.
— Приглашения? — растерялся вдруг братец.
— Ну. Чё ты теряешься? Ставишь посреди зала здоровенную «плазму», там я с гитарой и бутылкой, все на меня смотрят. В уголке ты с невестой робко прячешься. И вебку ещё, чтоб я мог на вас смотреть и умиляться. И акустику п**датую подключите, чтоб мой глас е**шил, как трубы судного дня. Записал?