Зачем Освальд дал ей книгу? Тут что-то скрывается… На последнем развороте виднелись пятна, напоминавшие серую золу. София ломала голову — то ли старая дама совсем сошла с ума, то ли на странице остались последние следы Амелии фон Бэренстен. Той самой, которая якобы является на острове как привидение…
Несколько минут София сидела неподвижно, глядя прямо перед собой, осознавая себя, свое дыхание, свою ситуацию совершенно по-новому: как крошечную часть длинной последовательности событий, которые могли закончиться только трагедией. Она подумала о маленьком мальчике с прищепкой на пенисе и почувствовала приступ сострадания, но тут же вернулась к убеждению, что Освальд всегда был зол, что его душа — комок зла, пропитанный черными чернилами. Он наверняка думал, что эта хроника приведет ее в состояние полной безнадежности.
Кое-какие слова Сигрид прочно отпечатались в памяти Софии. Пролистав назад, она нашла эти строки.
«Возможно, мои записки прочтет другая женщина. Женщина, оказавшаяся в похожей ситуации. Ей я хочу сказать, что надо действовать хитростью… жизнь не всегда милосердна…»
София провела пальцем по тексту, словно гладя его. Хотела даже подчеркнуть эти строки, но поняла, что у нее нет карандаша. Вместо этого она загнула страницу. Подумала о том, что надо действовать хитростью — а она до сих пор проявляла отнюдь не хитрость. Впервые с тех пор, как София снова попала в «Виа Терра», уголки ее рта поднялись в улыбке. Она прекрасно знает, что так возбуждает Освальда, — ее протест. Тогда, в офисе, достаточно ей было обидеться на него, и он прижимался к ее спине своим бугорком между ног — твердым, как бейсбольная бита. Тем не менее София продолжала ему возражать. Какая уж тут хитрость…
Внезапно она осознала, что Освальд стоит в дверях и рассматривает ее.
— Это писала моя бабушка, — произнес он. — Полная дура. Ты, наверное, думаешь, что я тут сижу и дуюсь по поводу того, что со мной сделал мой кретин-папаша? Вовсе нет. Он получил по заслугам. Этот придурок подполз к окну, когда я спалил дом. А потом прямо у меня на глазах превратился в обугленный труп. И жалею я только об одном — что не отрезал ему член садовыми ножницами.
Он подошел к кровати. София попыталась отогнать поток неприятных картин, выглядеть спокойной, хотя более всего ей хотелось отложить книгу и побежать в туалет, чтобы ее вырвало.
— Ты понимаешь, что доказывает эта книга? — спросил Освальд.
— Как сильно ты и твои предки ненавидели женщин?
— Не воспринимай это как нечто личное. Я ненавижу не только женщин. Весь род человеческий состоит из безнадежных идиотов. Так ты не поняла, почему я дал тебе книгу?