– Что? Что? – забормотал он, будто очнувшись ото сна.
– Мне хорошо знаком ваш психотип, Макнефф. Вы уверены, что не планировали захватить лалиту живой и приспособить для собственных чувственных целей? Не связаны ли ваша ярость и возмущение с тем, что ваши ожидания обмануты? Вы же, в конце концов, уже год не имели женщины, и…
У сандалфона отвисла челюсть, кровь прилила к лицу. Потом краска столь же быстро схлынула, сменившись трупной бледностью.
И он заскрежетал, как несмазанный засов:
– Довольно! Уззиты, хватайте этого… эту тварь, что называет себя человеком, и тащите в лодку!
Двое в черном двинулись с разных сторон, чтобы подойти к навруму спереди и сзади. Маневр, продиктованный не осторожностью, но выучкой: многолетний опыт арестов научил их не ждать сопротивления. Арестованные всегда держались робко и подавленно перед представителями Церства. И сейчас, вопреки необычным обстоятельствам и знанию, что у Хэла есть пистолет, они не видели никакой разницы.
А он стоял, склонив голову, ссутулившись, опустив бессильные руки – типичная поза арестанта.
И в следующую секунду накинулся на охранника, будто тигр.
Тот, кто подходил спереди, отлетел к стене, заливая кровью черную куртку. Изо рта у него вылетели зубы.
А Ярроу в это время уже развернулся и въехал кулаком в большое мягкое брюхо того, кто был сзади.
– Вуф! – выдохнул уззит и сложился пополам.
Колено Хэла прилетело снизу в незащищенный подбородок. Хрустнула кость, агент свалился на пол.
– Осторожно! – крикнул Макнефф. – У него пистолет!
Уззит у стенки стал нашаривать кобуру под курткой, и в тот же момент ему в висок врезался тяжелый бронзовый книгодержатель, запущенный рукой Фобо.
Уззит свалился мешком.
– Сопротивляешься, Ярроу? Сопротивляешься? – взвизгнул Макнефф.
– Это можешь, шиб, не сомневаться!
И он, нагнув голову, бросился на сандалфона.
Макнефф хлестнул плетью, семь хвостов полоснули Хэла по лицу, но он камнем влетел в пурпурный силуэт и свалил его на пол.
Макнефф поднялся на колени, Хэл, тоже на коленях, схватил его за глотку и сдавил.
Лицо Макнеффа посинело, он стал цепляться за руки Хэла, пытаясь оторвать их от своего горла. Но Хэл только усилил хватку.
– Ты не… смеешь! – выдавил Макнефф. – Невозмо…
– Смею! Смею! Как давно я хотел этого, Порнсен… то есть Макнефф.
И тут затрясся пол, задребезжали стекла, и раздался оглушительный грохот! Окна выбило, стекло хлынуло во все стороны брызгами дождя, Хэл бросился на пол, закрыв голову руками.
Ночь снаружи на миг сделалась ясным днем – и вновь вернулась темнота.
Хэл встал. Макнефф лежал на полу, ощупывая шею.