– Естественно, что с именем Стэгг ты попал к Лосям, – перебил Калторп. – Еще хорошо, что они не узнали твоего второго имени – Лео. Им бы пришлось ломать голову, куда тебя отнести – к Лосям или к Львам. Вот только…
Стэгг продолжал злиться:
– Мне сказали, что я – Отец Моей Страны. Если так, почему они мне не дадут шанса стать отцом взаправду? Ни одной женщине не разрешается остаться со мной наедине! Когда я стал возражать, эта милая сучка, Главная Жрица, заявила мне, что я не должен допускать дискриминацию в пользу одной женщины. Я есмь отец, любовник и сын каждой жены дисийской!
Калторп все мрачнел и мрачнел. Поднявшись из кресла, он подошел к большому створчатому окну Белого Дома. Туземцы считали, что королевские апартаменты названы так в честь Великой Белой Матери. У Калторпа были более точные сведения, но хватало ума не озвучивать их. Он жестом подозвал Стэгга и предложил ему выглянуть наружу.
Стэгг так и сделал, но громко фыркнул и состроил гримасу.
Калторп показывал через окно на улицу. Там несколько человек грузили большую бочку в фургон через задний борт.
– Их в древности называли золотарями, – сказал Калторп. – Приезжают каждый день и собирают удобрения для полей. В этом мире каждый чих – для величия нации и утучнения почвы.
– И ты думаешь, что мы к этому привыкнем, – ответил Стэгг. – Но запах с каждым днем все сильнее.
– Что ж, этот запах для Вашингтона не нов. Хотя в старые времена было меньше человечьего и больше коровьего дерьма.
Стэгг усмехнулся:
– Можно ли было подумать, что Америка, страна домов с двумя ванными комнатами, вернется к строениям, источающим подобный аромат? Только строения без дверей. И притом не потому, что они не знают водопровода. Вода у нас в квартирах есть.
– Все, что исходит из земли, должно вернуться в землю. Они не грешат против Природы, спуская в океан по трубам миллионы тонн фосфатов и других химикалий, когда земля так нуждается в них. Они не похожи на нас – слепых и глупых идиотов, убивавших землю во имя санитарии.
– Ты меня для этой лекции и позвал к окну?
– Именно для нее. Я хотел объяснить корни этой культуры. Или хотя бы попытаться. У меня есть фора, поскольку я большую часть времени посвятил изучению их языка.
Так вот, язык у них английский. Только он гораздо дальше отстоит от нашей ветви, чем она – от англосаксонского. Он выродился в лингвистическом смысле, но быстрее, чем ожидалось. Может быть, из-за изоляции малых групп после Опустошения. И еще потому, что народные массы неграмотны. Грамотность – почти исключительная привилегия служителей культа и дирадахов.