– Хэл, Хэл! – повторяла она. – Что они с тобой сделали? Что сделали со всеми вашими мужчинами? Я знаю, ты говорил мне, что все они – как ты. Что же с вами сделали? Научили ненависти вместо любви и назвали ее любовью. Сделали из вас полумужчин, чтобы вы всю свою страсть направляли лишь в самих себя, а затем использовали этот жар против врага. И вы все такие свирепые воины, потому что такие робкие любовники.
– Это неправда, – прошептал он. – Неправда.
– Я же вижу, какой ты. Это правда.
Ее стопа больше не касалась его кожи, но оставалась рядом с его коленом.
– Ближе, – сказала она, и когда он придвинулся, все еще стоя на коленях, она приподнялась и потянула его вниз, к своей груди.
– Мне нужен твой рот – вот здесь. Стань снова младенцем. И я воспитаю тебя так, чтобы ты забыл ненависть и знал только любовь. И стал мужчиной.
– Жанетта, Жанетта! – сказал он хрипло, протягивая руку к шнуру лампы. – Я уберу свет.
Но она не дала это сделать:
– Нет, пусть останется. – И отняла руку. – Ладно, Хэл. Выключи его. На время. Если тебе нужно уйти обратно в темноту, уходи. Далеко-далеко. А потом возродишься. И выйдешь на свет.
– Нет, пусть будет! – прорычал он. – Я не во чреве матери, и мне не нужно возвращаться туда. Я возьму тебя, как армия берет город!
– Не будь солдатом, Хэл. Будь любовником. Ты должен любить меня, а не насиловать. И ты не сможешь взять меня, потому что я возьму тебя в окружение.
Ее рука нежно скользнула на его плечо, она чуть выгнула спину – и вдруг он оказался окружен. Его будто током ударило – ощущение, похожее на то, что было, когда она целовала его в шею, но гораздо сильнее.
Он хотел уткнуться лицом ей в плечо, но она обеими руками уперлась ему в грудь и с неожиданной силой приподняла его.
– Нет. Я должна видеть твое лицо. Особенно в тот момент, потому что мне нужно видеть, как ты растворишься во мне.
И она все время держала глаза широко раскрытыми, будто пыталась в каждой клеточке своего тела запечатлеть лицо возлюбленного.
Хэла это ничуть не смутило, потому что сейчас он не заметил бы, если бы в дверь вломился архиуриэлит собственной персоной. Однако он обратил внимание, хотя и не задумался о том, что зрачки у нее сжались до карандашных точек.