* * *
Трясемся мы на телеге по пути в Речной, а я все понять не могу — как оно все так повернулось? Удачно или наоборот? Жив вроде — значит уже удачно. Да не просто жив — еще и цел и орел! Выстроили нас, зачитал Кане об амнистии, и о том, что его рота ввиду потери личного состава выводится из боев и отправляется на переформирование в Речной. И там уже вся наша дальнейшая судьба и решится. Потому что амнистированы посмертно были, и теперь есть нюансы. И Колла с нами прихватил, заявив, что про него тоже там все решат. Собственно-то говоря — просто потому, что баронских частей тут больше и нету, они или впереди укрепление контролируют, или отошли назад в Свирре — а тут только союзные солдаты оборону крепят. Вот и потащились мы в форт. Нас на телеги посадили, Кане на лошадке. Раненых пришлось оставить, причем тяжелый помер. Вот гадство — обидно. Знал бы — бросили бы или дорезали на месте, как в беспамятство впал. Сколько его, гада, на себе перли, а он помер. Второй же, врачи говорят — выживет, но не скоро еще. И руку могут и оттяпать, еще не ясно. Вот и едем мы — ажно целых одиннадцать рыл, славная штрафная рота капитана Кане. И ведь — уважают. Бруно, назначенный мною каптенармусом моего взвода — формально-то я пока еще командир взвода, раз Кане не объявил иначе, отправился выбить нам довольствие на дорогу. Нарвался на такого же, как и он сам — честного и упертого. Но как только Бруно четко выдал, кто мы такие и куда и зачем отправляемся — союзец сдулся и тут же все выдал, а его подопечные, говорил Бруно, даже с опаской поглядывали. Да и другие говорили — уже тут среди союзцев, после нас прибывших, легенды ходят, про то, как штрафники и штурмовики баронские эту крепость брали. Особенно ужасы рассказывают про огнеметчиков, а казематы, где до сих пор жареным воняет, стараются не использовать. Ничего, шпана приморская, вот доберутся сюда валашцы — на себе все примерите. Хотя солдаты справные эти союзцы, они пожалуй с валашцами совладают. Ну да это все пока что — уже не моего ума дело.
* * *
К Речному прибыли на другой день. Дорога в горах все же небыстрая совсем, хотя и не далеко вроде. Встретил нас форт опустевшим лагерем для пленных и развернувшимися строительными работами. Место нам нашлось в воротном бастионе — все остальное уже занято. И солдатами и складами. По реке снуют паровики с баржами, корабли идут, серьезная навигация такая. Взялись наши вожди за дело, нечего сказать. Внушает.
А вот мы оказались во всем этом водовороте как бы лишние… Пока — лишние. Третий день, как бездельничаем. Выправили нашим всем амнистию, все по форме. Мне, так уж карта легла, вышло повышение. Снова эти тонкости — раз вверенное подразделение полностью искупило вину досрочно — то командир, если он из вольных-не штрафных — поощряется. Положено так. И стал я сержантом. Впрочем, и Варс, и Барген, да и сам Кане, как я понял, тоже не в накладе — но до нас довели только в части, нас касающейся. А дальше — непонятки. Рота — расформирована, ввиду данных обстоятельств. А нас всех…. Мне вроде как было бы положено теперь принять отделение, но где и когда — неясно. Тут-то бывшие штрафники и отмочили — баронскому майору, тому, что с Кане тогда прибыл в городок — шестеро из девяти выдали просьбу оставить их в моем подчинении. Так нас отделением неполным куда и отправить. И все там — и вот ведь радость — и Петер и Боров. Да еще и Колл к нам напросился… Майор хмыкнул, но велел ожидать приказа, пока пребывая в его распоряжении. Кане на другой день куда-то отбыл, правда, зашел попрощаться. Слез не лил, напутствовал кратко, пожелав удачи всем. Сержанты с ним отправились, мы только и успели обмыть мою лычку, да и то так, без должного усердия. С ними отправился и Бирэ, напоследок мне высказав: