Ближе к вечеру Пьетюр снова спускается с чердака.
– Нужно задать корм скоту, – коротко говорит он Паудлю. – Ты пойдешь со мной. Роуса, как вернемся, дашь нам поесть.
Она смотрит на собственные руки и несколько раз кивает. Паудль со вздохом поднимается. Краем глаза Роуса наблюдает за тем, как оба они заворачиваются сразу в несколько плащей и одеял. При каждом движении Пьетюра ключи в его кармане позвякивают, пока наконец этот звук не перестает быть слышен под слоями одежды.
Пьетюр отворяет дверь, и в дом врывается метель. Ветер хлещет Роусу по лицу с такой силой, будто ее ударили кулаком, и от ледяного воздуха перехватывает дыхание. За те несколько секунд, которые требуются мужчинам, чтобы выйти и захлопнуть за собой дверь, она успевает так продрогнуть, что ее начинает трясти.
Она съеживается у hlóðir и, отсчитав шестьдесят ударов сердца, спешит к лестнице. Дверь наверху выглядит так же, как и всегда, и, конечно, заперта. Пьетюр не настолько неосмотрителен. Прижавшись к ней ухом, Роуса слышит тяжелое дыхание Йоуна – и больше ни звука. Она ждет, не раздастся ли за дверью шепот или шаги, но нет, ничего.
Роуса вздыхает и спускается в baðstofa. Она направляется было обратно в кухню, чтобы снова прижаться к теплому hlóðir, но вдруг ее внимание привлекает что-то лежащее на полу. В соломе что-то посверкивает. Она подбирает эту вещицу, и на мгновение ей кажется, что уже теперь-то она окончательно лишилась рассудка, потому что… Нет, это решительно невозможно. И все же…
Это ключи. Роуса сжимает их в кулаке и закрывает глаза. Она не может позволить себе надеяться. Однако все-таки возвращается и, по очереди хватаясь за ступеньки, взбирается наверх, и вставляет один из ключей в замочную скважину, и он подходит – подходит! – и она поворачивает его, и толкает дверь, и весь дом наблюдает за ней, и она задерживает дыхание, и дверь распахивается, и холод чердака окутывает Роусу зловонным, животным смрадом.
Роуса мешкает: перед ней разверзлась черная пустота, в которой раздается частое дыхание Йоуна. Невозможно избавиться от ощущения, что он смотрит прямо на нее. Она медленно, словно во сне, с гулко бьющимся сердцем идет сквозь мрак, вытянув перед собой руки.
Йоун лежит у стены, прижимая ладони к тому самому месту, куда его ударила рогом овца. Кожа его кажется восковой, он дышит учащенно и уже не выглядит таким могучим, как прежде: мускулистые руки и ноги не видны под одеялом, сон смягчил его черты, и в лице появилось что-то детское. Роуса садится подле него. Пошевелившись, он стонет, и Роуса вскакивает, готовясь пуститься наутек, если он очнется. Однако, хоть веки его и трепещут, глаза остаются закрытыми. Вместо этого он приоткрывает рот, как будто пытается что-то сказать. Он кашляет, и Роуса замечает, что язык у него шершавый и губы потрескались. Она поспешно окунает уголок одеяла в отвар из мха и дает ему. Он начинает сосать ткань, как младенец. Снова и снова Роуса опускает одеяло в отвар, снова и снова он послушно открывает рот, но глаза по-прежнему закрыты. Она медленно протягивает руку и убирает волосы с его лба.