Но была еще и странная гниль, поразившая север Джерхольма. Нина не знала, что это – природное явление или плоды работы какого-нибудь мерзкого оперативника Рингсы. Но она знала, что ходили слухи, будто это дело рук Беззвездного святого, воздаяние за религиозные облавы и аресты, производимые людьми Брума.
Сначала Нина сомневалась, что устраиваемые ими чудеса могут что-то изменить, боялась, что все их усилия сведутся к ряду неудачных ребяческих розыгрышей, которые закончатся ничем. Но тот факт, что Брум посвящал все больше и больше сил и времени попыткам найти истоки растущего поклонения святым, давал ей надежду.
Брум, печатая шаг, подошел к ним с застывшим от ярости лицом. Но воспринимать его гнев серьезно было весьма непросто, с учетом того, что он вымок до костей, и казалось, что из сапога у него вот-вот может выскользнуть рыбешка. И все же Нина опустила голову, отвела взгляд и придала лицу как можно более бесстрастное выражение. В данный момент Брум был опасен, как заведенная бомба. Одно дело, когда тебя ненавидят или боятся, и совсем другое, когда высмеивают. Но именно этого Нина и добивалась – чтобы Фьерда перестала смотреть на Брума и его дрюскелей с благоговейным страхом и поняла, кто они на самом деле: трусливые бандиты, достойные скорее насмешек, нежели раболепного поклонения.
– Я провожу семью в Ледовый Двор. – буркнул он своим солдатам. – Добудьте имена. Всех актеров, каждого, кто был на рыночной площади.
– Но толпа…
Голубые глаза Брума превратились в щелки.
– Имена. От всего этого за милю несет Рингсой. Если по моим улицам, в моей столице ходят гриши, я это выясню.
«Гриши уже в твоем доме», – злорадно подумала Нина.
– Не задирай нос, – шепнула ей Ханна.
– Поздно.
Они забрались в просторную карету. Король и королева подарили Бруму один из тех шумных новых экипажей, движущихся без лошадей, но Ильва предпочитала карету, которая не плевалась клубами черного дыма и вряд ли бы сломалась посреди крутого подъема к Ледовому Двору.
– Ярл, – попробовала заговорить Ильва, стоило им разместиться на обитых бархатом сиденьях. – Какой от этого вред? Чем острее ты реагируешь на подобные представления, тем важнее себя считают их создатели.
Нина ожидала, что Брум в ответ взорвется, но он довольно долго молчал, уставившись из окна на серое море, плещущее внизу.
Когда он все-таки заговорил, голос его звучал ровно и гнев тщательно сдерживался.
– Мне следовало быть более сдержанным.
Он потянулся и сжал руку Ильвы.
Нина заметила, какой эффект этот простой жест произвел на Ханну, как вина и тревога затуманили ее взгляд. Нине было легко ненавидеть Брума, считать его всего лишь злодеем, которого нужно сокрушить. Но для Ханны он был отцом, и в такие моменты, как этот, когда он был добр, когда был справедлив и нежен, казалось, что он вовсе не монстр, а всего лишь человек, готовый на все ради своей страны.