То что за этим последовало было...
Послушайте. Мне довелось побывать в нескольких заварушках. Я даже внес свою лепту в войну.
Все это меркло в сравнении с нынешним.
Больше всего мне запомнилось, насколько зыбкой была земля. Почва была разорвана в клочья силами, обрушившимися на нее, а затем омыта таким плотным дождем, что для его описания требовалось новое слово. Затем тысячи существ начали сражаться насмерть прямо на ее поверхности.
Земля была такой скользкой, что на нее нельзя было поставить ногу, такой болотистой, что ногу нельзя было оторвать, кровь и упавшие тела раненых, умирающих и мертвых, обильно перемешивались друг с другом.
Черт побери, самым твердым местом, куда можно было наступить, были павшие.
Это была бы адская разминка — двигаться по такому полю, даже если бы никто не пытался нас убить. Но шла война, и, кроме нескольких плотно собранных групп войск вокруг Марконе, Этниу, Корба и Молли, никому вообще не отдавались приказы. Ни о каких нормальных шеренгах не могло идти и речи, никаких отличительных признаков униформ — просто форменное столпотворение.
В пятидесяти ярдах от нас, я услышал яростный рык Реки в Плечах, звук, который ошеломлял и ослаблял, как друзей, так и врагов вокруг него — но так как он сосредоточился исключительно на разрывании фоморов на куски, в буквальном смысле, для его друзей все было не так уж плохо. Части тел разлетались в воздухе там, где свирепствовал Сасквотч, и его присутствие на поле боя заставляло врага бежать в ужасе или, по крайней мере, в поисках более легких противников.
Из развалин крепости Саня повел моих людей прямиком в битву, подняв свой Меч. Несмотря на то, что они были потрепаны и истекали кровью, Рыцарь понял, что ближайшие несколько мгновений будут решающими, и свет Эспераккиуса направлял клин моих людей прямо к Этниу, хрупкой стрелой, нацеленной в сердце врага — один из немногих узлов координации в рукопашной схватке.
Потом мы оказались в самой гуще боя, и все, что я мог видеть, — это борющиеся, покрытые грязью тела. Часто невозможно было отличить друга от врага.
Но только не Уолдо Баттерсу.
Я не знаю как, но маленький парень прошел через эту борьбу, хаос, ужас и грязь — и ничто не могло его даже задеть. Когда его ноги касались размывшейся земли, благодаря небольшому весу, его поступь не могла увязнуть. На скользких участках его ступни и равновесие смещались, ноги приходили в движение так естественно, словно небрежно развлекался профессиональный скейтбордист. Увидев это, я распознал в происходящем нечто вроде ангельского интеллектуса, хотя сомневался, что Баттерс вообще осознавал, что делает.