— Я ни минуты не сомневался в вашей невиновности, сэнсэй! — с пылом продолжил Тоётоми.
— «В твоей невиновности», — почти на автомате поправил я японца.
— В моей? — растерялся самурай.
— В моей, — усмехнулся я. — Но мы на «ты»!
— Право, мне неловко… — замялся Ясухару. — Но как вам… Как тебе угодно, сэнсэй!
— Вот, другое дело.
Подошли Воронцова с Алексеевым. Майор пожал мне руку и тоже горячо заверил, что с самого начала был абсолютно уверен в оправдательном приговоре.
— Среди Федоровских кадетов нет государственных преступников! — сияя, заявил старик.
— Зато попадаются идиоты, — хмыкнула в свою очередь Милана. — Это надо же додуматься: протащить духа в императорскую резиденцию! — воззрилась она на меня — насмешливо, но вроде бы беззлобно. — Все мозги в ману ушли, да?
— О сем мы еще поговорим, — малость помрачнев, пообещал Алексеев — не то девушке, не то мне. — А сейчас, милостивая государыня, милостивые государи, пройдемте в выделенные нам комнаты!
Так мы и поступили.
* * *
Чести лицезреть Цесаревича снова, уже на формальной аудиенции, мы в итоге так и не удостоились.
— Его Высочество занят, — объяснил нам Алексеев. — Вчерашний пробой обнажил слишком много проблем, так что в Петрополисе нынче попросту не до нас.
— Вот же ж… — не договорив, Воронцова метнула на меня недовольный взгляд.
Я виновато развел руками — в кои-то веки претензии ко мне Миланы имели под собой все основания.
— Ничего страшного! — попытался утешить девушку майор. — Его Высочество вас видел и впечатление наверняка составил!
— Боюсь даже предположить, какое именно впечатление! — буркнула Воронцова.
— В целом — благоприятное, — уверенно заявил заместитель начальника корпуса. — Будь иначе, нас по-быстрому спровадили бы в Москву порталом. А мы возвращаемся на поезде, согласно утвержденной программе. Так что все в порядке.
На удивление, Милану такой аргумент убедил. А вот меня — нет. Как ни крути, сакраментального «Я буду следить за вашими успехами» на этот раз не прозвучало, так что никакого покровительства нам Цесаревич не обещал. А мне оно, это покровительство, сейчас, честно говоря, совсем бы не помешало, ибо прежнего моего благодетеля, Светлейшего князя Романова, явно вскорости ждали не лучшие времена. Не говоря уже о мутной истории с Огинским, чью фамилию я носил — из доброй памяти безобидного покойничка Сергей Казимирович внезапно превратился в живого злодея, без пяти минут цареубийцу.
Как сообщил мне Алексеев, указом Императора мой «воскресший» приемный отец был лишен всех прав состояния, выведен из дворянского достоинства и заочно приговорен к каторжным работам, а принадлежавшее ему имущество — целиком и полностью отписано в казну. Плакало, в общем, наше с Надей наследство. Впрочем, завещание Огинского в любом случае аннулировалось — он же не умер.