Дальше стало только хуже, потому что тьма эта не была необитаемой. Сквозь приглушенный шум шторма Александра услышала чьи-то шаги, движение, почувствовала, как Муратов отстраняется от нее. Движения стало больше, добавился звук ударов, и кто-то схватил саму Александру, но ее не били. Что это, нападение? Или спасение? А если спасение, почему никто не говорит, не задает ни одного предсказуемого вопроса?
– Что происходит? – крикнула Александра.
Однако отвечать ей никто не собирался. Ее удерживали – кто-то сильный, гораздо сильнее нее. Из-за темноты и постоянного движения корабля она толком не чувствовала границы мира, она словно оказалась в бесконечной пустоте, в которой летает… что-то. Александра попыталась вырваться, но получилось неловко, снова помешали высокие каблуки и проклятое неудобное платье. Она слышала, как крикнул Муратов – а потом его голос резко оборвался, сменившись жуткими хрипящими звуками. В следующую секунду ей стало не до наемника, она почувствовала острую, обжигающую боль в левой руке, после этого кто-то вложил ей в правую ладонь что-то маленькое, мокрое и липкое… от крови? Кровью в воздухе уже пахло.
Александру толкнули с такой силой, что шансов удержаться на ногах у нее просто не осталось, она повалилась на пол. Здесь, в темноте, сбитая с толку, она стала бы идеальной жертвой, но нападать на нее не спешили. Шаги отдалились, ее оставили в покое, а спустя минуту снова вспыхнул свет, уже стабильный и безжалостно яркий. Александра вынуждена была на пару секунд зажмуриться, уже зная, что, когда зрение к ней вернется, ее ждут неприятные открытия.
Интуиция не подвела.
Она стояла на коленях в луже крови, только кровь эта не была ее собственной – по крайней мере, большая ее часть. Крови Александры здесь тоже хватало: она текла алыми ручьями из глубокого пореза на левом предплечье. Из-за этого левая рука немела, двигать ею было тяжело. Правая же рука двигалась нормально – и в этой правой руке Александра инстинктивно сжимала окровавленную опасную бритву. Изначально безобидный предмет, теперь превратившийся в оружие, вложили ей в руку аккуратно, так, чтобы сама она не поранилась. Чтобы на ручке хватало ее отпечатков, а сама она держала бритву так, как держал бы убийца.
Она ведь и была теперь убийцей – к моменту, когда вернулся свет, Петр Муратов уже был мертв. Он лежал рядом с Александрой, так близко, что в его кровь она и упала. Мучился он недолго, горло ему перерезали глубоко, так безжалостно, что казалось: если его поднять, голова просто отвалится под тяжестью собственного веса.