Собственно, я тоже. Но, как смеялся Вольный, ему нравилось моё упорство.
— Он привлекательный мужчина, — отметила мама. — Даже очень.
О да. Я заметила. Пока Алекс встречал нас, наверное, половина аэропорта едва шеи не скрутила. Он, собственно, даже довез нас до города, а потом отдал мне ключи и, попрощавшись, опять куда-то убежал. Должно быть, по делам, но я не спрашивала. Алекс терпеть не мог распространяться о том, насколько успешно проходят его игры и что происходит в его жизни. Кажется, он даже стеснялся своего вида деятельности. Или просто понимал, что такого человека, как моя мама, подобные откровения могут попросту испугать.
А волноваться ей нельзя.
В любом случае, принять Алекса за непривлекательного было невозможно. Хоть сейчас он и напрочь избавился от любого пафоса в своем внешнем виде и казался обычным человеком, всё равно притягивал к себе взгляды. Мама обратила на него внимание, само собой, чисто теоретически, но, кажется, была готовить мой выбор.
Одна беда — у нас с Алексом не было и быть не могло никаких отношений. Хотя мы с ним были едва знакомы, я уже чувствовала, что слишком осторожна, чтобы влюбиться.
Влюбиться во второй раз.
Мне первого по горло хватило.
— Да, привлекательный, — усмехнулась я. — И он хороший человек. Но между нами ничего нет и быть не может.
Мама понимающе покачала головой. Она не спрашивала об Олеге, но прекрасно понимала: если он сейчас не рядом, значит, оставил меня. Неважно, какие для того были причины, одно понятно: напоминать о нем уж точно не стоит, если она не желает расстроить меня ещё сильнее и загнать в депрессию.
— Приехали, — нарушила становившуюся всё тяжелее тишину я, паркуя авто у больницы. — Не выходи из машины, подожди, я тебе помогу!
Я выскочила из авто, прекрасно зная, что мама сейчас будет рваться куда-то бежать, испробовать возможности своего уже излеченного тела. Реабилитация прошла успешно, но это был только самый первый шаг. Я знала, что ей пока что нельзя слишком активничать, надо беречь силы и не давать организму расходовать весь ресурс. Но мама, должно быть, впервые почувствовав возможность действительно жить полноценно, упорно забывала обо всех разумных ограничениях.
Я с нею не ругалась — понимала, что это, во-первых, бессмысленно, во-вторых, только сильнее её расстроит, просто мягко направляла, говорила, что надо бережнее относиться к собственному здоровью. Она вроде бы и слушалась, но потом вновь забывалась.
В Германии неусыпно бдели врачи и медперсонал. Теперь же рядом постоянно находилась я, и, кажется, мама начинала уставать от того, что практически никогда не оставалась одна. Но она не жаловалась, просто на несколько минут будто проваливалась в себя, смотрела в окно и таинственно улыбалась.