Если б я только рискнула посоветоваться с нею по поводу Олега, может быть, она и там нашла бы что посоветовать! Но я искренне боялась, что только лишний раз напрягу маму. И мне не хотелось, чтобы ей от этого стало хуже.
Я приоткрыла дверь и застыла, наблюдая за мамой и сидевшим рядом с нею на диване человеком.
Мама, довольно бледная и взволнованная, сидела рядом с Анатолием Игоревичем. Он держал её за руку, и совсем не так, как врачи обычно поддерживают своих пациентов.
Я не сдержала рвущуюся на свободу улыбку. Мама, пусть даже переживала, всё равно будто расцветала, когда ловила на себе взгляд Анатолия Игоревича. Сейчас, наблюдая за ними со стороны, я вдруг заметила, насколько красиво они смотрелись вместе.
И подумала, что моя мама с этим мужчиной была бы очень счастлива. Они знакомы уже невесть сколько лет, их чувства, какими б они ни были, зарождались медленно, начались из обыкновенной заботы, но сейчас уже вышли за её рамки. Я видела это уже по тому, как они поднимали друг на друга взгляды, едва заметно улыбались, одними уголками губ, вздыхали почти в один голос. Казалось, их связывала друг с другом невидимая нить, та, которая всегда появляется между людьми, когда между ними появляется что-то куда большее, чем просто желание или привычка.
— Станислава — прекрасная девушка, — уверенно произнес Анатолий Игоревич. — И достаточно мудрая, чтобы принять правильное решение. А тебе нельзя переживать, Аля.
Меня как будто огнем обожгло. Аля. Это прозвучало так мягко и ласково, что мама аж вздрогнула, будто от неожиданности, но ответила Анатолию Игоревичу нежной улыбкой.
— Я помню про свое сердце, — вздохнула она. — Но она ничего мне не говорит. Из-за этой болезни она просто боится меня задеть.
И правильно делаю.
— Если б она выговорилась, решилась посоветовать, ей наверняка было бы легче, — продолжила мама. — А Стася боится это сделать. И я опасаюсь, как бы она не совершила чего-нибудь непоправимого. Она даже не представляет сейчас, как потом будет жалеть о содеянном. А она меня не слушает. Часто я даже не знаю, что с нею происходит. Ненавижу это дурацкое беспомощное состояние! И если б не это, с мое дочерью никогда бы всего этого не произошло…
Я содрогнулась. Всю жизнь боялась, что моя мама будет корить себя за то, что я потратила столько сил, чтобы ей помочь.
И этот страх грозит стать реальностью.
— Для меня лучшим подарком было бы, — прошептала Алевтина, — если б Стася была счастливой и перестала так заботиться обо мне. Ей пора уже заняться своей личной жизнью, общаться с друзьями, наслаждаться молодостью, а не загонять себя в гроб вместе с матерью.