— Нет уж, — довольно грубо возразила Богдана. — Спасибо, я в твоем гнезде уже вдоволь насиделась. Вон, Данька выпорхнул, когда ему едва восемнадцать исполнилось, и ничего, сколько денег заработал! И от невесты его ты просто в восторге. А ко мне вечно одни претензии.
Нельзя сказать, что те претензии такие уж и беспочвенные, конечно, но я себе тоже не представляла, как можно до сорока лет жить с родителями под одной крышей и не стыдиться того, что пользуешься их деньгами, их помощью, даже не оставляя им альтернативы. Впрочем, если Богдана в самом деле собиралась оставить на пожилых родителей своих троих детей, то чему я удивляюсь?
— Мы уже спрашивали детей, — на всякий случай решила отсечь все возможные аргументы противников Богдана. — И они совершенно не против пожить с бабушкой и дедушкой. Правда, дети?
— Конечно, мама, — ответил сразу за всех троих Андрей, как самый старший, и мне почему-то стало не по себе от мысли, что детям не особенно и хочется жить со своей родной матерью.
Елена Владимировна не проронила больше ни слова. Она явно была сильно расстроена, даже глаз на дочь не поднимала, только хмуро покачала головой. Наверняка в этот момент женщина с трудом сдерживала слезы, настолько диким казалось ей решение Богданы.
Никто не рисковал заговорить. Даже Виталина, обычно не отличавшаяся ни толерантностью, ни умением вовремя закрыть рот, кусала губы, сдерживая желание что-нибудь ляпнуть, справлялась со сверхзадачей не произнести ни одной глупости пока что довольно успешно.
— Может, чаю? — нарушил воцарившуюся за столом тишину Сергей Петрович, надеясь вновь как-нибудь разбавить атмосферу.
— Тут не чай, — вздохнула Елена Владимировна. — Тут успокоительного бы, — она покачала головой. — Это же надо… И не придумать, и… — она махнула рукой.
— Так есть же успокаивающие чаи, — обратилась к женщине я, пытаясь хоть как-нибудь её отвлечь. — Меня вот Виталина угощала… Карпатским, — я застыла, осознав вдруг, что такое действительно имело место быть. Только вот подробностей я совершенно не помню. Но угощала же?
Я будто почувствовала на языке вкус того карпатского чая, странный такой, как будто у какого-нибудь лекарства. Но…
— Да? — удивился Даниил. — Угощала карпатским чаем… Надо же. Я что-то не заметил, чтобы вы в самом деле чаевничали… А не тогда ли ты его выпила, когда мы работали над проектом и ты вышла за кофе, чтобы не уснуть?
Я повернулась к нему, почувствовав себя в эту секунду самой последней идиоткой.
— Тогда, — прошептала я, и Котовский, кажется, с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться вслух.