, и не протрезвевшийся и продолжавший ругаться Энгельрад был приговорен к расстрелянию. Его вывели за моховские ворота вместе с двумя солдатами французской армии, осужденными тоже на смертную казнь за мародерство, и поставили над одной ямою, приготовленной во рву. Для исполнения приговора над Энгельгардом, как полковником, наряжено 6 ружей, а над мародерами – под одному. С мародерами покончено было чуть не моментально, но с Энгельгардом дело промедлилось. Он не стоял на месте, метался во все стороны, кричал и ругался. Началась настоящая облава, как на зверя, и смертельно раненый 4 пулями в груди, он, пронзенный еще штыком, пал в шагах 10 от ямы, в которую был сейчас же оттащен, вброшен и засыпан землею. Назначенный потом следователь генерал Каверин в патриотическом увлечении хотел всех невольно заседавших в municipalite смолян расстрелять вместе с Рачинским, и только заступничество главнокомандующего Кутузова спасло их от незаслуженной казни.
В 1813 вдове Энгельгарда и родственникам его назначена пенсия, и через несколько лет поставлен чугунный памятник над его могилой[180]. В одной яме лежали три трупа. Узнать, который из них Энгельгард не было бы никакой возможности, ежели бы не явился тут сосед, друг и приятель его Повало-Швыйковский:
– Вот он, голубчик мой Энгельгард, вот он! – вскричал Швыйковский, увидев один из трех черепов. – Видите ли: вот двух передних зубов в верхней челюсти нет. Это он, он, и никто как он!
Другой череп был с полным числом зубов, а у третьего не доставало одного или двух коренных зубов в нижней челюсти.
– Да почему же непременно он? – спросили Швыйковского.
– Помилуйте! Мы с ним однажды подвыпили, и чорт знает, за что, повздорили. Он меня хватил в рожу, я ему ответил тем же, и выбил ему тогда эти же два зуба. Вот видите этот кулак – он совершил это дело, и он – мой! Ну, как же мне не знать!
Аргументация показалась до того убедительной, что без малейшего возражения решились положить скелет с выбитыми двумя зубами под памятник, а другие два скелета мародеров отнесены были подальше.
II
Восточная половина Смоленской губернии заселена великорусами – племенем славянским, сформированный после других стране залесской на почве чудской, по Волге, Оке, Клязьме, Москве, Яузе, по рекам, названия которых никак нельзя признать славянскими. Западная же занята нынешними белорусами, потомками кривичей, главным городом которых был Смоленск.
Но что это за кривиче, будто призвавшие вместе с новгородцами варяго-руссов и между тем покоренные оружием второго по порядку варяжского князя? И что это за варяги, призванные или непризванные, но завладевшие всеми восточными славянами? Костомаров, увлекшись односторонним взглядом литовского историка Нарбута