— Уж больно ты, Дубов, расхвалил своего родича. Поверить тебе, так он ангел с крылышками. Такого следует представить к ордену.
На задуманную нами с Карауловым операцию уполномоченный добро не дал.
— Нужна более тщательная подготовка, вы и так уж больно долго панькаетесь с бандой, а вам бы давно пора покончить с чухлаевщиной.
Караулов, обиженный несправедливой оценкой, начал было доказывать, что чухлаевская банда многочисленнее нашего отряда, гораздо лучше вооружена, у нас не хватает патронов, продовольствия для бойцов, фуража для лошадей, но оперуполномоченный и слушать не хотел.
— На вашей стороне пролетарская солидарность крестьян. Бандитизм в нынешних условиях потерял всякую политическую платформу. А вы тут с Дубовым разводите антимонию насчет соотношения сил.
Он уехал. Собрались мы на совещание. Иван Евдокимович Караулов твердил одно:
— Надо мне идти, другого такого случая может не подвернуться. Снимется банда с места, подастся в сторону границы, тогда ищи-свищи ветра в поле.
Комиссар колебался:
— Уполномоченный согласия не дал.
— Но и не запретил! — кипятился Караулов. — Разоружим банду, и тогда никто нас не осудит.
Уходили дни, надо было принимать решение.
Мы выставили в условленном месте вешку. К вечеру появились четверо провожатых.
Попрощались мы с Иваном Евдокимовичем. Он даже не снял красного околыша со своей знаменитой кубанки.
Пятеро всадников скрылись в густом лесу, а я еще долго прислушивался, как похрустывают сухие сосновые ветки под копытами лошадей. На душе было тяжело. Сам отправлялся в этот же путь, никаких дурных предчувствий не ведал. А тут сосет под ложечкой.
Караулов должен был вернуться на следующий день. Ну что там прохлаждаться? Растолковал политику партии и правительства, раздал листовки-воззвания с текстом об амнистии…
Мы выставили дальние дозоры, привели отряд в боевую готовность: мало ли чего…
В условленное время Караулов не вернулся. И на второй день его не было, и на третий. У меня в голове роились самые черные мысли. А тут еще подлил масла в огонь оперуполномоченный. Он вновь появился в отряде и дал всему свою оценку: «Непродуманность действий…», «Отсутствие чекистского чутья!», «Заигрывание с бандитами!», «За такое надо отдавать под ревтрибунал!».
Я не выдержал и сказал ему:
— Вместо того чтобы говорить умные слова, посоветовали бы что-нибудь дельное, годное на нынешний случай.
За эту горячность меня отчитал комиссар.
Комиссар учился до революции в Московском университете и прививал нам с Карауловым хорошие манеры. Мы его любили, но считали чудаковатым интеллигентом.