Самый счастливый человек на Земле. Прекрасная жизнь выжившего в Освенциме (Яку) - страница 18
Грохот взрывов, беспрерывная стрельба, тысячи трупов. И среди всего этого ужаса наша маленькая группа, человек десять, не больше. Солдаты пытаются сдерживать натиск немцев стрелковым огнем, эвакуация идет очень медленно – зараз отчаливает только одно небольшое судно. В распоряжении союзников было всего двенадцать часов, чтобы собрать тех, кто был еще в состоянии покинуть береговую полосу. Мертвых пришлось оставить. Мы умоляли капитана пустить нас на судно, но он отказался. «Мне очень жаль, – сказал он, – но мы можем забрать только английских солдат».
Одно дело – импровизировать и находить нестандартные решения, и совсем другое – стаскивать одежду с погибшего солдата, лишая его последнего, чего не отняла война, – его достоинства.
И тут у Фрица появилась идея. Он нашел тело английского солдата примерно одного с ним роста, снял с него форму и надел на себя. Ему удалось проскочить мимо английских офицеров и попасть на судно. Я попытался сделать то же самое. С тяжелым сердцем я расстегивал пуговицы и снимал куртку с молодого солдата, почти мальчика, скончавшегося от ран. Но, когда подвинул тело, чтобы стянуть брюки, обнажился его живот, насквозь изрешеченный пулями. И я не смог… Просто не смог забрать у него одежду. Одно дело – импровизировать и находить нестандартные решения, и совсем другое – стаскивать одежду с погибшего солдата, лишая его последнего, чего не отняла война, – его достоинства.
А светопреставление продолжалось. Подходила тяжелая артиллерия, завывали немецкие бомбардировщики, продолжалась эвакуация. В этом хаосе я потерял свою группу, и мне самому надо было срочно что-то предпринять. И я решил пешком отправиться на юг Франции, чтобы найти какой-то иной путь к спасению. Вместе со мной шли другие беженцы, их становилось все больше и больше – тысячи людей образовали огромную цепь, казалось, длиной со всю Францию…
Два с половиной месяца я шел от восхода до заката. Это заняло так много времени, поскольку я держался проселочных дорог и маленьких деревень, где риск наткнуться на нацистов и эсэсовцев, разыскивавших беглых заключенных, был меньше.
Знаете, нигде незнакомцы не проявляли ко мне столько доброты, как в деревушках Франции! Спал я на улице или в каких-нибудь укромных местечках и просыпался очень рано, чтобы продолжить путь и не попасться кому не надо на глаза. В то время нацисты уже оккупировали Францию, а коллаборационисты тесно с ними сотрудничали.
Было еще темно, но деревенские жители всегда замечали меня. «Ты ел? Ты голодный?» – кричали они по-французски и приглашали разделить с ними завтрак. А ведь это были люди небольшого достатка – фермеры сами страдали от тягот войны. Тем не менее они были готовы поделиться со мной всем, что имели. Со мной – евреем, незнакомцем! Они знали, что, помогая мне, рискуют жизнью. Но все-таки помогали. Буквально заставляли меня взять немного хлеба с собой, даже когда сами были голодны. И это трогало меня до глубины души. За время моего пути мне ни разу не пришлось просить или воровать еду. Среди всех европейских народов именно французы выделялись тогда удивительной добротой и невероятной храбростью, защищая евреев и представителей других преследуемых этнических меньшинств и помогая им. После войны это стало общеизвестным фактом.