Это было лучшее время в моей жизни – я так дорожил им! Хоть мы и жили на тесном чердаке без всяких удобств, хоть я и стирал на работе пальцы до костей, просто чтобы добыть еды, но мы были вместе. Все вместе.
Сейчас, когда я оглядываюсь назад, то думаю, что это было лучшее время в моей жизни – я так дорожил им! Хоть мы и жили на тесном чердаке без всяких удобств, хоть я и стирал на работе пальцы до костей, просто чтобы добыть еды, но мы были вместе. Все вместе. Об этом я мечтал в те одинокие дни, когда был Вальтером Шляйфом, и в те страшные дни, когда находился в Бухенвальде. В одиночестве и в страхе именно об этом я мечтал – чтобы мы были вместе. И ненадолго – меньше чем на год – эта мечта сбылась…
Через одиннадцать месяцев Курт внезапно исчез. Мы опасались худшего: думали, что его арестовали эсэсовцы. Я очень за него волновался, еще не предполагая, что мне и самому недолго оставалось быть в Бельгии…
Зимним вечером 1943 года, сразу после того как я ушел на работу, моих родителей и сестру арестовали бельгийские полицейские. Предварительно они обыскали наше жилище. Мои родные могли бы сбежать – такое развитие событий являлось предсказуемым! Конечно, времени у них было в обрез, но ведь отец сделал все, чтобы подготовиться к этому! Однако драгоценное время они потратили на то, чтобы спрятать детей в комнате с дверью, замаскированной под стену. Младший мальчик был простужен, и отец дал ему свой носовой платок, велев прикусить его, если захочется чихнуть.
Полицейские знали, что я вернусь, и ждали меня. Я пришел домой в начале четвертого, и в темноте меня встретили девять полусонных полицейских. Я орал, возмущался, называл их предателями, но это на них никак не подействовало. Меня отвезли в штаб-квартиру гестапо в Брюсселе. Мои родные были уже там. Нас с отцом поместили в одну камеру, маму с сестрой – в другую.
И все же в эту ночь нашлось место для маленького чуда: хотя полицейские долго ждали меня в нашем жилище, они так и не обнаружили детей! Потом их приютила другая еврейская семья, и до конца войны они были в безопасности. Много лет спустя я встретился с ними – они проживали долгую и счастливую жизнь: кто-то в Бельгии, кто-то в Израиле. Ум, отвага и самоотверженность моего отца спасли им жизнь.
Холодная расчетливость немцев ужасала: каждый поезд был предназначен ровно на одну тысячу пятьсот человек, по сто пятьдесят на каждый из десяти вагонов.
…Всю нашу семью отправили в пересыльный лагерь в Мехелене на территории Бельгии. Туда сгоняли евреев, пока их не набиралось достаточно для отправки в Польшу. Холодная расчетливость немцев ужасала: каждый поезд был предназначен ровно на одну тысячу пятьсот человек, по сто пятьдесят на каждый из десяти вагонов.