Самый счастливый человек на Земле. Прекрасная жизнь выжившего в Освенциме (Яку) - страница 40
Бочка упала и покатилась под гору, а я крутился в ней, как в турбине. Она неслась все быстрее и быстрее, а я все крепче и крепче держался за цепь, пока наконец бочка не врезалась в дерево. Дело обошлось сущим пустяком – парой синяков. План сработал! Я на свободе!
Сработать-то он, конечно, сработал… однако кое-что мы все-таки упустили. Не подумали, что я окажусь на свободе в униформе заключенного концлагеря, с недвусмысленной татуировкой на руке и двадцатисантиметровым номером сзади на куртке. Куда я мог пойти в таком виде? Вечерело и становилось все холоднее, а верхней одежды у меня не было. Пальто осталось на работе. Неужели все пошло насмарку?! Я понял лишь одно: без чьей-то помощи мне не обойтись.
Какое-то время я шел по лесу, пока наконец не набрел на дом. Он казался спрятанным от всего мира. Из трубы шел дым – значит, в нем кто-то есть. Я постучал в дверь, и мне открыл мужчина. По-польски я не говорил, только по-немецки и по-французски, и на обоих языках спросил, не может ли он мне помочь – дать какую-нибудь одежду. Он уставился на меня, а потом, так и не произнеся ни слова, повернулся и направился в глубь длинного коридора, по обе стороны которого располагались комнаты. Он вошел в самую дальнюю комнату, и я с облегчением вздохнул, уверенный, что он мне поможет.
Но вернулся он не с рубашкой или курткой. В его руках была винтовка. Он прицелился в меня – и я развернулся и побежал. Зигзагами, уклоняясь от его выстрелов – первого, второго, третьего… пуля от шестого попала мне в левую голень.
И все же мне удалось от него скрыться. Я оторвал кусок рубашки и наложил жгут, чтобы остановить кровотечение, не переставая думать о том, что же мне делать дальше. И с ужасом понял: мне ни за что не выжить, если местные поляки оказались такими же врагами, как немцы.
Мне ни за что не выжить, если местные жители, поляки, оказались такими же врагами, как немцы. Оставалось только одно – вернуться в Аушвиц.
Мне оставалось только одно – вернуться в Аушвиц.
Я захромал обратно в гору, на место, через которое должна проходить последняя смена рабочих, возвращающихся с завода в лагерь. Я знал, что процессия будет довольно шумной: топот множества вышагивающих ног, выкрики охранников, лай собак. Спрятавшись на обочине дороги, можно было в подходящий момент незаметно присоединиться к проходящей толпе.
Мне это удалось. Я вернулся в Аушвиц, в свой прежний барак, и нацисты так и не узнали о моем побеге. Однако болезненное напоминание о нем прочно засело в моей ноге…
Ненавижу ли я подстрелившего меня поляка? Нет. Я никого не ненавижу. Он просто был слаб и наверняка испугался не меньше моего. Позволил страху взять верх над нравственностью. И я уверен, что на одного жестокого человека обязательно найдется и один добрый. Ведь и тогда я смог прожить еще один день только благодаря хорошим друзьям…