Во второй раз из квартиры, отодвинув уже готовую отвечать на вопросы супругу, вышел здоровенный полуорк, выше меня на полголовы и прилично шире в плечах. От него несло дешёвым спиртным и машинным маслом, видимо, не так давно вернулся со смены.
— Значтак, — рыгнул он мне в лицо перегаром, — жена моя с фликами уж грила. Сам у них всё спросишь.
Он выразительно принялся разминать кулаки. Я заметил, что костяшки на них весьма характерно сбиты. Махать кулаками полуорк любил и умел.
Спорить с ним я не стал и развернулся, чтобы уйти. Полуорк захлопнул дверь, однако я отчётливо услышал звук удара и женский крик. Вот этого я стерпеть уже не мог. Полуорк не запер дверь, и я распахнул её, шагнув в маленький темный коридор. Полуорк нависал над упавшей женщиной, занося кулак для нового удара.
— Грилте, не трепать с кем ни попадя! — рычал он. Женщина на полу закрывала руками окровавленное лицо.
Ничего удивительного, в общем. Я не рыцарь из сказки, знаю, что такое сейчас происходит в десятках, если не больше, квартир только в этом доме. Вот только раз стал свидетелем избиения, проходить мимо — это совсем уж полное свинство.
Как уже говорил, я не рыцарь, а потому предупреждать полуорка о своём появлении не стал. Он крупнее меня, тяжелее, может быть, и повоевать успел. Моим главным — не хотелось думать, что единственным — козырем в драке с ним была неожиданность.
Я врезал ему между ног, заставив согнуться пополам. Развернуться в тесноте коридора было для полуорка габаритов моего противника непростой задачей. Тем более когда выпрямиться не даёт острая боль ниже пояса. Я вытащил из кобуры пистолет, перехватил его и рукояткой врезал полуорку в висок. Потом ещё раз и ещё — для верности. Он растянулся на полу, по грязному линолеуму потекла кровь.
— Что ты наделал?! — закричала женщина. Не поднимаясь с пола, она подползла к полуорку.
— Да жив он, — ответил я, вытирая испачканную кровью полуорка рукоять пистолета о его домашнюю майку. — Башка у него крепкая.
— Ты-то уйдёшь, но я-то останусь, — прошипела с ненавистью женщина. — Так бы отделалась парой оплеух, а как он придёт в себя — кости мне переломает.
Может, и правда, не стоило лезть в чужую жизнь. Может, действительно, только хуже сделал. Да только сделанного-то не воротишь. Осталось только прикрыть за собой дверь. На душе было гадко и мерзко.
Повезло мне только в пятой по счёту квартире. Жила там одинокая женщина, которая ни о чём не спрашивала, а усадила меня на тесной кухне пить чай.
— Ажаны отказались от моего чаю, — приговаривала она, хлопоча вокруг плиты, — и от печенья. А зря, я его сама пеку, между прочим, и никто не жалуется.