Он вообще был полной противоположностью безумцу Конраду: уравновешенный и заботящийся обо всём. К примеру, о том, чтобы я не шлялся по городу, и не увидел чего-то, что мне видеть не положено.
Солдат проводил меня до двухэтажного здания, где поселили рагнийцев. Что здесь располагалось прежде, не знаю, но теперь оно представляло собой нечто вроде офицерского общежития. Небольшие комнаты и общая столовая — она же место сбора и общения всех проживающих. Правда, когда я туда вошёл, там сидели одни рагнийцы, с удовольствием уписывая местную стряпню. После нескольких дней на супе из концентратов, она и правда показалась мне пищей богов.
Оцелотти пришёл почти через час. То ли Конрад его не сразу вызвал к себе, то ли дела у капитана какие-то были. Он был мрачен, даже показной весёлости в нём не осталось ни на грош. Оцелотти уселся напротив меня, взял из общей миски кусок твёрдой лепёшки, макнул в острый соус и сжевал, явно не чувствуя вкуса. Это странное блюдо на закуску Чунчо вытребовал у местных поваров — оказалось на удивление аппетитно. Правда, Оцелотти его не оценил.
— Полковник велел мне переговорить с вашим секундантом относительно кондиций дуэли, — наконец, выдавил из себя капитан.
— Ты ведь понимаешь, что это безумие, — в обычной своей непосредственной манере перешёл с ним без предупреждения «на ты» Кукарача. — Полковник слетел с катушек, и даже ты не можешь этого отрицать.
— Он был мне вместо отца, — негромко, как будто говорил с самим собой, произнёс Оцелотти. — У меня не было жизни, кроме армии, и я всегда ориентировался на него. Подал рапорт о переводе в небесные абордажники и был на седьмом небе, когда он пришёл с резолюцией «зачислить в полк».
— Война, капитан, ранит по-разному, — сказал я в ответ, хотя, вроде бы, и невпопад. — Кто-то остаётся без рук или ног, другие теряют разум.
— Я не понимаю, как это могло случиться, — покачал головой Оцелотти. — Он всегда был лучшим, всегда шёл первым, всегда был примером для полка. Мог запросто прийти на утреннюю гимнастику и пройти её со всеми, да так что парни вдвое моложе завидовали. А что теперь… Полковник почти четверть часа рассуждал об офицерской чести и что все вопросы надо решать поединком на саблях. Только после сообщил о вашей дуэли и потребовал найти сабли. Он уже решил, что вы будете драться ими, а не стреляться. Я напомнил, что выбор оружия за вами, раз уж он вас вызвал, и полковник отправил меня к вашему секунданту за кондициями дуэли.
— Я в этом деле не силён, — развёл руками Кукарача, — у нас всё больше стреляются. Заходят двое с двух сторон в пустой трактир, например, и выходит оттуда только один. А все эти кондиции и прочее у нас не в чести. Я и кодекс уже забыть успел.