Конрад повернулся ко мне — взгляд его ожёг меня словно удар плетью. Я в ответ только головой покачал. Пересказывать Оцелотти все подробности нашей с полковником беседы я не стал. Поверил ли моему жесту Конрад? Вряд ли, но это значения уже не имеет.
— И что теперь? — спросил полковник. — О чём вы сговорились за моей спиной?
Вместо ответа Оцелотти кинул на стул перед Конрадом наручники — снова красивый жест. Однако на Конрада он подействовал как нельзя более эффективно.
— Значит, суд, — понял он. — Лишение чина, наград и расстрел.
Он взял в руки стальные браслеты, покрутил так и этак, словно не знал, что это такое. Потом уселся в кресло.
— Я ждал чего-то подобного, — продолжил Конрад, всё ещё вертя в руках браслеты наручников. — Просто рассчитывал, что пришлют не одного человека. Надеялся на последний бой.
— Хотел и всех нас уложить в могилу, чтобы потешить своё раздутое самолюбие, — почти выплюнул Оцелотти.
— Тебе никогда не понять меня, — пожал плечами Конрад. — Не обижайся, но мы с тобой личности слишком разного масштаба. Ты рождён подчиняться, идти за лидером.
— А ты, значит, из породы лидеров, — усмехнулся Оцелотти, — как предсказуемо.
— Надевайте наручники, полковник, — велел я, прекращая их перебранку. — Для вас война закончилась.
Не знаю, почему Конрад решился на этот отчаянный шаг, наверное, думал, что у меня приказ убить его в случае сопротивления, и решил закончить жизнь в схватке.
Он вскочил на ноги, отшвыривая наручники в сторону, в правой руке его появился «майзер». Ствол его смотрел в лицо Оцелотти. Я ничуть не сомневался в том, что Конрад выстрелит — он решил покончить с капитаном, считая того предателем. Не сомневался я и в том, что Оцелотти легко уклонится и, скорее, все всадит в ответ Конраду пулю между глаз. Может быть, это и к лучшему — потом он мне никаких претензий предъявить не сможет. Сам убил. Однако я решил иначе, наверное, потому, что не желал Конраду смерти.
Полковник был ближе ко мне, чем к Оцелотти, и я успел отреагировать на его действия быстрее. Ударом ноги выбил из рук Конрада пистолет, и врезал ему локтем в горло. Быть может, прежде Конрад и был неплохим бойцом. Вот только слишком давно не уделял времени тренировкам и поддержанию себя в форме. Он попытался перехватить мою руку, но двигался слишком медленно. Мой локоть врезался ему в горло, но я бил не насмерть. Полковник надсадно кашлянул и упал на колени. Без жалости я добавил ему ребром ладони по шее, и Конрад растянулся на металлическом полу вещательной рубки.
Наручники на него надел Оцелотти. Он упёрся коленом в спину полковнику, завёл ему руки за спину и застегнул на запястьях браслеты наручников.