Впрочем, я быстро вспомнил, что желтоглазые не могут находиться под солнцем, а значит — они поднимали сначала верхние каркасы зданий, а теперь занимаются внутренними зонами строений. Но всё равно, такой результат менее чем за месяц? Потрясающе.
Крепость нас встречала, будучи практически пустой. Срочность мобилизации и вызова мы увидели прямо в ангаре, где останавливался «внутренний» поезд Хайкорта, именно там ровными рядками лежали более сотни желтоглазых, совместно решивших, что пуля в череп — идея замечательная и своевременная. Вспоминая истории из своего мира, я неуверенно предположил, что в ряде случаев, тяга к самоубийству может распространяться как эпидемия. Судя по тому, какие взгляды на своих собратьев кидали оставшиеся функционировать, я уверенно предположил вслух, что озаботиться защитой апартаментов нужно будет всерьез. Не так страшно, если себе мозги вышибут, а если нам?
Особенно мне, как виновнику комы Купели.
Однако, местные выжившие на меня отреагировали слабо, точно также, как и на высаживающийся из поезда народ. Они смурно сидели, изредка перебрасываясь между собой парой слов и без всякого интереса наблюдали, как гражданские вламываются, вбегают, входят и вползают на их территорию. Вурглас негромко посоветовал их не трогать — работа в крепости у желтоглазых сводилась целиком и полностью к караульной службе, а значит во многом была похожа на безделие, от которого с паническим страхом бежали городские. Этим парням бежать можно было только на другой свет.
С расположением проблем не возникло, с питанием и водой тоже. Крепость изобиловала просторными одинаковыми помещениями, часть которых была заставлена простенькими койками желтоглазых, а часть и вовсе пустовала. Нас же, «адекватных и лояльных», было не более трех десятков душ, причём все, кроме Рейхгардена, относились к живым. Заняв одну из здоровенных комнат рядом с арсеналом, я претерпел короткий и бурный спор с оружейником, который всё-таки меня додавил, чем и определил своё место жительства в самом арсенале. Натравив девушек и животных на мойку помещения, я выругался на не работающие коммуникации, чем и пошёл озадачивать низкого, но очень широкоплечего Уинстона.
Вместо молчаливого механика меня попыталась озадачить Пенелопа, я озадачил её в ответ таким же матом, даже покрепче, а затем, взвинченный визгливым и стервозным голосом хромой дурынды-диверсантки, невесть за какие услуги выпущенной из тюрьмы и больницы, попёрся нагибать всех невиновных и непричастных, что толпились в коридорах, потерянно блея и стукаясь саквояжами. Народ на меня сначала изволил бухтеть, но после демонстрации левой руки, сплошь увешанной выданными мне контрольными браслетами нежити, проникся и приступил к освоению территорий.