— Угу…
— Так, что насчет Кириллки?
Света опять зарделась…
— Не знаю, если честно, давай не будем об этом.
— Понятно… любовь… Ну, как хочешь, не будем, так не будем. Кстати, не научишь, как так у тебя получается, не проговаривая заклинания и, не плетя руками нити энергий, творить волшбу. Мне вот, еще настроиться надо, переключиться на магическое зрение, а это время. А ты только пальцами плетешь.
«Я могла бы и пальцами не плести, только подумать, но привыкла, так бабушка учила.» — пронеслось в голове.
А вслух сказала:
— Не знаю, меня так бабушка учит. Говорит, что если проговаривать про себя заклинания, помогая пальцами, так быстрее выходит, почти сразу. Только тренироваться надо много. Вот она меня и гоняет. И еще у меня потенциал высокий, и дар еще развивается.
— Хм-м, может быть… надо попробовать. А покажи, как светлячка зажечь пальцами и мысленно.
Света вытянула руку с раскрытой ладонью. И на ней тут же заплясал веселый огонек, оторвался, приподнялся и завис под потолком.
Маша попыталась повторить, но ничего у нее не вышло и, она огорченно прошептала — да, уж, видно слабовата я… а думала… дуреха.
Света промолчала, не зная, что сказать и как успокоить расстроенную девушку.
Но та и сама долго не расстраивалась — а, фигня это. Буду потеть и пробовать, пробовать и потеть. Как сказал классик — терпенье и труд, выроют пруд.
— Маш? А, что у тебя за тубус за спиной, ты рисуешь? — спросила Светлана, уводя разговор со скользкой темы и, не прогадала.
Девушка тут же преобразилась, в глазах появился счастливый, фанатичный блеск и, она вскочила, отпрыгнула на середину кухни, мельком огляделась.
— Это не рисунки, это лучше, гляди…
В то же мгновение, в Машиных руках появились два блестящих, довольно длинных, слегка изогнутых клинка. На мгновение они застыли, как бы показывая наблюдателю — вот мы какие. А потом, вдруг, взлетели. Переплелись, превращаясь в призрачную туманную дымку и, послышалась легкая, чуть слышная, почти неуловимая, песнь, песнь смерти.
Света с замиранием сердца глядела на этот дикий и в то же время прекрасный танец, танец горя и страданий, завороженная проникающей в самую душу песней скорби.
Маша внезапно застыла на месте, обрывая танец, клинки исчезли и, с заметным усилием справляясь с эйфорией восторга от собственного действа, посмотрела на Светку.
Та сидела, приоткрыв рот, глядя в одну точку, из глаз текли слезы.
— З-эй, подруга-а… Ау-у.
— А, что? — встрепенулась та.
— Что, что? Здорово, правда?
— Это не здорово, это прекрасно. Маша, ты… ты…
— Да, ладно — довольно пропела девушка и вновь опустилась на стул, заглянула в пустую кружку — можно еще кофе и… вон там у тебя булки…