Ухмыляясь в своем кресле, сидел, закинув ногу на ногу, леший. Кикимора, так вообще спала у камина.
— Николай Николаевич, снимите сферу, пожалуйста, теперь я хочу просто сказать молодому человеку несколько слов — попросил Анатолий Афанасьевич.
Николай убрал защиту.
— И так, Кирилл, я не ошибся? Нет? Ну, и хорошо. Ну, так вот. Вспомните, вы ведь завелись с первых моих слов о вашем клане. Действительно, а почему бы клану не быть богатым. И в моем вопросе не было и тени насмешки, или угрозы. Но вы восприняли это как оскорбление. Почему? Да, не отрицаю, дальнейшие мои слова несли чистой воды провокацию. Мне была, просто, интересна ваша реакция. Но не в этом дело. Вас так воспитали. Клан превыше всего… Клан всегда прав… Вот, если бы те же слова я сказал м-м… скажем…
— Светлане, жене Сашки — подсказал Николай.
— Да, да, Светочке, из клана белых волчиц. Уверен, реакция была бы другой, а ведь она тоже клановая. НО, воспитана в смешанной семье, мама у нее простой, обычный человек. Или папа, не помню, да, и, не важно это. Может быть, она просто посмеялась бы, или попыталась объяснить, но точно без агрессии.
— А теперь представьте такую ситуацию… Ваша жена, являясь обычным человеком, которую вы, безусловно, любите, случайно, или может быть просто в шутку, да даже в ссоре, что неизбежны на длинном жизненном пути, бросила неосторожные слова в адрес клана. И какова ваша реакция? А ведь я вижу, вы любите эту девочку, что сидела рядом с вами и, как я понял, собираетесь пожениться. Конечно, я многого не знаю, и не вижу ваших аур, но опять же это не имеет значения. Сам факт. Ваша реакция, ваша агрессия. Только об одном упоминании клана. Так может, стоит подумать… Нет, не подумать, задуматься… Может не стоить портить жизнь, и себе, и другому хорошему человеку, если вы себя не сможете сдерживать в силу своего воспитания и убеждений…. И таких неудачных браков, уж поверьте, я повидал не мало. Всё, я всё сказал, может немного сумбурно все это выразил но… И не обижайтесь, если сможете.
Анатолий Афанасьевич тяжело поднялся, собрав бумаги и, придерживая спину, заковылял к выходу.
— Извините — донеслось до него, дрожащим голосом Кирилла.
Но тот только махнул рукой — главное вы поняли, а это и есть… думать.
Несколько минут в зале стояла тишина, но затем Кирилл поднял валяющийся стул, придвинул к столу, понуро и виновато повернулся к Николаю.
— Простите, Николай Николаевич…
Затем поднял глаза на лешего.
— Простите…
Подошел к креслу, в котором, по прежнему, дремала кикимора и низко склонил голову.
— Простите, тетя Кики.