Но так же неожиданно появилась банда,
Которая заняла чаганский мост
Она пропустила бы, если бы дан бы
Куш эдак золотых в сто.
Что ж? Делать нечего - карманы, таращась,
Заплакали царенками в кожаный мешок,
И опять с белой тряпочкой, ожидая шок,
Поджимая коленки, ступало "Аще".
Улялаев сунул мешок за пояс,
На тендере в уголь загруз кочегар
И четкой чечеткой через Чаган,
Вкрадчиво накачивая, закачал поезд.
Шарики, пузырики, бульбочки паров,
Маховики и кривошипы
Покрыли путь, и в сифонном шипе
Состав влетел на перрон.
Еще кикались о воздух голубые яйца,
Еще тормоз и колеса тянули "51",
Но теплухи в бабах распахнулись - И...
Черные от сажи айда улялайцы.
Дым пальнул музыкальным гамом,
Пулеметы поливали. Конница в облет.
Тройки, воздух пеня ногами,
Жжеными копытами шипели об лед.
Дюймовка разразилась - и над городом гром-бух!
Сабли турецкой луны ясней,
Срубленные пальцы ощупывали снег,
Головы прыгали, дымясь, как бомбы.
Лужами мерзла лиловая кровь,
Оползая на снегу географической картой.
Весело скакал и звенел погром.
К вечеру стихло. Второе марта.
У здания театра афиша: борцы,
Водевиль "Вот так муж" с участием Ауэр,
А над ним на казацкой пике траур
Череп и скрещенные берцы.
Там штаб. Двери ударятся.
Выклик: Ермак, Байгузин, Коньков,
И, паром дымясь, всю ночь ординарцы
Пускали своих мохнатых коньков.
И вот из тьмы гундосый квак,
Желтый фонарь, голубая шина
И плавно подкатывается машина
С маркой на кузове: "Бенц-Москва".
И штарчешки шаря галошей крыло,
Шам Махорин в шобачьей шубе
Подбирает шкелет, и бандит трегубый
Из кузова прыгает чубом на лоб.
За ним багровеющий "Мерседес"
С цилиндром кареты, лоснящимся нагло,
И лихой казачина с шашкой наголо
Купэ раскрывает: "Пожалуйте-здесь".
Дальше пошла вереница саней
И всюду под саблей быстроглазой и голой
Шинель николаевская, красный околыш,
Тонкая поддевка, песцовый снег.
И пока партер расцветал в нарядах,
Где щурился князь, моргал иерей
Часовые грозили в удвоенных нарядах
Пулеметами с галлерей.
Занавес вздул свои облака.
И в путанице декораций и падуг,
Где громкой краской капал плакат;
"Собственность - кража". "Анархия - порядок",
Из-за черного бархата, где череп и кости,
Из папахного гнездовья бандитских вождей
В шашке, винтовке, нагане и кольте
Вышел теоретик анархизма Штейн.
Щегольская романовка, на ногах бурки,
Каких, однако, не носят на востоке,
Торжественное "Я" отвращенных буркул
И от лапок пенснэ отеки.
"Граждане! Россия страна хлебороба.
Из них теперь 70% таких,
У которых при лошадности своя корова,
Своя десятинка, свои катки.