Оратор сделал многозначительную паузу и обвел суровым взглядом толпу. Римляне терпеливо ждали, лузгая жареные в золе орешки, купленные тут же у шустрого уличного разносчика.
— Он сказал, что в прошлом месяце продал больше всего сочинений проклятого Гая Катулла.
На лицах горожан в толпе появилось полное непонимание. Заметил это и оратор:
— Ну как же…? Кто не слышал его отвратительных стихов, полных бранной ругани? В своем шестнадцатом стихотворении Катул живописует насилие над женщинами, смакует их…
В толпе радостно засвистели, засмеялись над оратором, обличающем пороки римлян. Рассмеялся и Калигула. Весело процитировал для себя по памяти один из известных стихов Гая Катулла, которого сам перечитывал не раз и не два
—…Вот ужо я вас спереди и сзади,
Мерзкий Фурий с Аврелием беспутным!
Вы, читая мои стишки, решили
По игривости их, что я развратен…?
— Молодой господин! — почтительно прервал его веселье раб — Надо спешить. Пир у претора Сеяна вот-вот начнется…
* * *
Тяжело вздохнув, Гай велел носильщикам продолжать путь, хотя с куда большим удовольствием он остался бы посмотреть, чем закончилось выступление оратора. Что-то ему подсказывало, что успеха незадачливый морализатор у этих зрителей не добьется. До роскошного дворца Сеяна было недалеко, но пробираться носильщикам по форуму среди такой толпы было непросто, и конечно же Гай опоздал к самому началу пира.
Пройдя через высокий портик и миновав расписанный искусными фресками атриум, он, наконец, вошел в большой зал, где уже начался обед. Все гости всесильного претора возлежали за пиршественными столами, и найти там свободное место оказалось не так-то просто, а сам хозяин в это время оживленно беседовал с кем-то из гостей и упорно делал вид, что не замечает растерянно стоящего Гая. Наконец, Сеян — грузный мужчина с шапкой седых волос на голове — «увидел» его.
— О, дорогой друг, наконец-то! — одетый в белую тогу претор приподнялся со своего места — Что же ты застыл у дверей, иди скорее сюда! А я уже начал думать, что важные дела не позволили тебе принять мое приглашение.
Кто-то из гостей подобострастно хмыкнул, давая понять Сеяну, что его едкий сарказм оценен: младшего Клавдия ни к каким государственным делам и близко не допускали, ему даже не доверили стать принцепсом молодежи. Хотя братья его матери Агриппины — Гай и Луций Юлии, усыновленные императором Августом — с раннего детства участвовали во всех официальных церемониях. А принцепсом молодежи Гай Юлий и вовсе стал в 14 лет. Но то был Август. Тиберий же открыто пренебрегал старшим внуком, давая всем понять, что сомневается в его уме и способности заниматься серьезным делом.